Киселев Георгий - Ночи тайного агента

– Какое? – в вопросе хоть и мелькнуло сомнение, но и читался кусочек веры.

– Я вас вылечу, а вы взамен прекращаете борьбу за свободу отечества, женитесь и мирно растите детей.

– А если откажусь?

– У меня нет выхода. Я все равно вас вылечу. Но умоляю, дайте мне шанс родиться.

– Не понятно, как вы можете не появиться на свет, если вы здесь? Впрочем, сделка честная, я согласен.

«Если ты ангел, нет в оживлении ничего плохого. А если бес, то и второй жизни не надо. А если ты мой далекий потомок? Как не помочь?! За это и в ад попасть не убоюсь. А ведь и вправду он чем-то похож на меня!»

Иосиф перекрестил себя, меня и прошептал какую-то молитву от нечистой силы.

Затем я затащил Иосифа на островок в болоте. Снял помятые и в нескольких местах прорубленные доспехи и забросил их в трясину. Потом извлек пули из спины и зашил эти раны от пуль и сквозное в предплечье, а также две рубленых на плече и бедре. Осталось освежить кровь, и пока она вливалась в ослабевшее тело, Иосиф порозовел.

– Через 3-4 дня раны срастутся, даже швы затянутся. Никто не докажет ваше участие в восстании. А пока отлежитесь на этом островке дней пять. Вас никто не найдет. Я заговорил этот островок.

«Не объяснять же Иосифу, что я установил здесь излучатель, отваживающий всех людей и зверей немного в сторону».

Я протянул руку Иосифу.

– Прощай.

Мы крепко пожали руки.

– Не забывай, что обещал беречь себя.

Он кивнул.

Больше опекать предка не мог, я и так отвлекся от своего задания. А Иосиф не маленький – выживет.

Кольцо после последнего скачка во Времени постоянно предупреждало о близости «дичи». Но кольцо еще «кричало» об искажении сигнала от преступника. Каждый путешественник во Времени возмущает пространство-время, и по этим изменениям приборы легко отыщут время и местонахождение этого человека. Моя же «дичь» легко отыскалась во Времени, но ее место определялось не точкой, а пятном с радиусом в несколько километров. Так что поиск неожиданно усложнялся.

Кольцо подсказывало об искусственном искажении сигнала, а практика говорила об отсутствии в природе подобных аномалий. Впрочем, именно мой подопечный и мог создать прибор, затрудняющий поиск в пространстве-времени. Именно мой подопечный самостоятельно построил машину времени, так что же могло помешать сумасшедшему ученому создать еще одну приставку к этой машине и всего лишь исказить сигнал?

И тут из-за куста с визгом выскочила крупная мохнатая дворняга. Она пару раз куснула свой рыжий бок, затем вильнула хвостом и подбежала ко мне. Впрочем, она держалась на безопасном расстоянии от копыт.

«Какай аромат идет из его мешка!? Мне бы такого хозяина», – с умилением разглядывала седока псина, жалостно поскуливая, выпрашивала подачку.

– Что, голодаешь?

«Еще спрашиваешь!? – подумал пес, жалостно взвыв и урча пустым брюхом. – Уже и забыл, когда ел».

«Ишь, как скулит и ластится? Видно сильно оголодал, что не побоялся просить у незнакомого. Мог и по бокам получить».

Кудлатый пес продолжал скулить и, как мог, показывал свою любовь ко мне. Раньше, казалось, я не поддаюсь лести и наигранному несчастью, но псина покорила меня именно этими дешевыми трюками.

Я вытащил из мешка кусок мяса и швырнул его дворняге.

«Какой хороший человек?! Из него бы получился отличный хозяин,» – решил пес, пытаясь мигом все проглотить и не отстать от своего кумира.

Я поскакал дальше, а льстивый попрошайка мигом проглотил угощение и припустил за мной.

«Я наездника люблю! Какое у него вкусное мясо в мешке!» – окончательно решил пес, пристраиваясь у стремени.

Так проскакал еще около сотни метров. Тропинка вывела из молодого густого березово-ольхового леска на поляну. И тут грохот и неимоверная сила вырвали меня из седла. Спустя мгновения увидел свою лошадь в агонии, вырывающей копытами дерн и еще огромную дыру в своем животе. Сквозь отверстие в добрых пять дюймов вываливались потроха и остатки жизни.

«Вот и все!» – я использовал запас энергии кольца и не смогу перескочить в свое время, а здесь с такой раной я обречен.

Я оплакивал остатками затуманившегося сознания свою беспечность, остатки жизни и прощался навеки с Миром. Это надо же, приехал убедиться в праве на свое существование, а нашел смерть. А Мир стал сереть, двоиться и мутнеть. Я еще мог различить волну моей крови, заставшую врасплох двух букашек. Они отчаянно пытались выкарабкаться из липкой массы, но шансов выкарабкаться у несчастных оказалось не больше, чем у меня выжить. Прежде чем наступило Черное Ничто, меня лизнул шершавый язык пса.

«Только-только обрел счастье – хозяина, и на тебе!!!» – оплакивал судьбу лохматый бездомный пес. И вся его любовь к умирающему ушла в шершавый язык. И может быть, лишь эта слюнявая привязанность еще как-то цепляла угасающее сознание за ускользающую реальность.

Я оценил крупную лобастую голову дворняги, его умные ласковые глаза и приказал кольцу нырнуть в собаку, и Мир растворился во Тьме.

Сумасшедший.

«Александр Македонский, Аттила, Чингисхан, Наполеон, Ленин, да и все остальные покорители народов изначально были обречены на провал. Лишь я один смогу владеть планетой безраздельно и вечно! Только у меня есть реальная возможность выбирать место, время и средство воздействия на человечество».

– А вот и я, – прервала сладкие грезы медсестра.

– Выпейте, – она протянула мне тарелочку с таблеткой и стаканом воды.

Я спрятал таблетку под язык, усердно имитируя, как ее запиваю. Моя уловка опять сработала, не вызвав у наивной медсестры подозрений. Она мило улыбнулась и оставила одного в палате.

«И кто меня тянул за язык? Все людишки – ничтожества, они не способны оценить все величие и красоту моих замыслов недоразвитыми мозгами». Приблизительно так я корил себя за промашку и поносил весь род людской. Надо честно признать, именно моя глупая болтливость (но даже гении допускают ошибки) привела меня в дурдом. Но постепенно успокоился и приступил к построению вариантов побега. Если Наполеон сбежал с острова-тюрьмы и вернул власть во Франции, пусть на недолго, то меня и подавно не удержат замки и решетки психушки.

Я вспомнил об украденном у медсестры шприце, прикинул, сколько удалось спрятать таблеток и решение окончательно созрело, само собой. Все гениальное предельно просто, но серые личности проходят, как слепые мимо очевидных решений. Таблетки легко растворились в воде. Этим раствором наполнил шприц, нетерпеливо ожидая вечернего обхода.

Лечащий врач во время вечернего обхода редко ко мне заглядывал, мое состояние не вызывало его беспокойства. Обычно наведывалась ко мне лишь медсестра. Даже утром и днем врачи меня обычно игнорировали.