Александр Рудазов - Яцхен: Три глаза и шесть рук. Шестирукий резидент. Демоны в Ватикане. Сын архидемона

– Быстро, патрон, прячься! – испугался Рабан.

Я послушно сиганул метра на три вверх и зацепился за стену. Я и на свету сливаюсь с серым камнем этих пещер, а в этой практически абсолютной темноте заметить меня почти невозможно.

Мутанты прошли прямо подо мной. Их было двадцать два, и каждый второй держал нечто вроде факела, только горели они странным зеленоватым светом. Как только последний из них исчез в темноте, я бесшумно спрыгнул на пол, опустился на восьмереньки и помчался дальше.

И вовремя – до моих чутких ушей донесся возмущенный вопль мутантов, обнаруживших гибель товарищей. Сразу после этого я услышал топот десятков ног. Впрочем, он с каждой секундой все больше затихал – пещерные жители сделали вполне естественную ошибку, решив, что убийцы их друзей не могли разойтись с ними в узком коридоре без ответвлений, а следовательно, ушли в другую сторону.

Мне это было только на руку.

Вскоре я обнаружил дыру в стене. Рядом торчал железный штырь, к которому была привязана толстая веревка. Я наклонился и заглянул в отверстие. Точно такие же темнота и тишина, как и здесь. До пола метров десять.

– На каком этаже этот Борух?

– На четвертом, кажется, – не очень уверенно ответил Рабан.

– А ты говорил, что диггеры ниже второго не спускаются.

– Вот потому-то он и пропал.

– Ладно, поищем…

Направление указывало путь не хуже хорошего компаса. А еще оно указывало, что на поверхности солнце уже клонится к закату. Следует немного поторопиться…

Второй уровень катакомб почти ничем не отличался от первого. Еще темнее, вот и вся разница.

– Здесь везде так темно? – брезгливо осведомился я. – Я не жалуюсь, просто неуютно как-то…

– Это тебе неуютно? – удивился Рабан. – А ты представь, какого людям – они-то в темноте и свою задницу не увидят! Везде темно. На верхних уровнях кое-где еще остались действующие лампы, но мало.

– А на нижних?

– Разве что светящиеся грибы… На третьем уровне встречаются настоящие заросли.

По второму уровню я двигался около десяти минут. А потом услышал звуки, похожие на купающегося бегемота. Но это был не бегемот, а зверь, похожий на броненосца размером с быка.

Только вот головы у него не было…

– Это статук, – сообщил Рабан. – Тоже мутант. Ты его не бойся, патрон, он мирный. Их даже пасут.

– А где у него голова-то?

– Да вон, внизу. Вон там, где расщелина. Это рот.

– А глаза где?

– Да он слепой. Что ему здесь видеть-то?

Рабан сказал, что этих зверей здесь пасут. Но не сказал, кто. Впрочем, пастуха статука я уже и сам видел – он шел сзади, постукивая по полу длинным посохом. Выглядело это существо похожим на тех мутантов, что встретились мне этажом выше, только выше раза в полтора и с еще более раздутой головой. В руке он держал стеклянную банку с каким-то светящимся насекомым. Света от него было немного, но все же достаточно, чтобы видеть, куда идешь.

Серого Плаща не было.

– Здравья тебе, – пробасил гигант со своего трехметрового роста. – Ты свьрху иль сньзу?

– Сверху.

– Откудь наверьх взяль такьх странньх облик? – нахмурился пастух. – Кто есть ты такь? Маленькья облик не сообщьль о новьх облик. Невидьмый метамрьф не являльс мы давно такь. Думать, ты лгь, ты сньзу. Аль ты очень сьльно свьрху?

Я с огромным трудом понимал, что говорит это существо. Если у мутантов-бандитов с первого уровня акцент был сравнительно слабым, то у этого он скорее напоминал новый язык.

– Да, я очень сильно сверху, – согласился я, гадая про себя, как бы так исковеркать слова, чтобы ему было понятнее. – С поверхности.

– С перьвый верьх? – ужасно удивился великан. Он наклонился в три погибели, чтобы получше рассмотреть меня, и задумчиво почесал в затылке. Кожа у него на черепе напоминала черепаший панцирь. – Думай, на перьвый верьх сызнов бушевать невидьмый метамьрф, аль не такь? Новый облик являться на равнину? Зачьм ты пришль на земль сьяпперов? Хочьш купить статука?

– Угу. А ты что, его продаешь?

– Неть. Но есль дашь большьй мяксь, то исть и торьг. Сколькь дашь?

– Да не нужен мне твой статук…

– Не нужьн? Зачьм тогьд пришль? Что нужьн?

– Да ничего мне не нужно, и вообще я не к вам пришел. Мне на четвертый уровень нужно.

– На четвьр… – великан посчитал на пальцах, сколько это будет, и недоуменно нахмурился. – А зачьм на четвьр тебе? Мой брьт одьн раз ходьл, у нь статук сбжьл. Говрьт, там пуки…

– Пуки? – переспросил я. Что бы это могло значить…

– Пуки… Пуки… – задумался великан. – По-верьхнье, па… пауки, вот такь.

– А, пауки… – утешился я. – Ну, пауки – это еще ничего. А они большие?

– С лошадь, – тут же влез Рабан. – А бывают и еще крупнее.

– Эй, кьто это сказьл? – тут же насторожился мутант. – Я слышьл что-т, аль казьлось?

Я остолбенел. Впервые кому-то еще кроме меня удалось услышать Рабана. Вероятно, мутация этого пастуха дала ему настолько чуткий слух, что он слышал даже такие ничтожные колебания воздуха, как еле слышный шепот Рабана возле моей барабанной перепонки.

– Ну, я пошел, что ли… – с сомнением предположил я. – Бывай…

– Здравья тебе, – равнодушно отозвался мутант, легким тычком посылая своего статука дальше. – Берьгьсь пуки.

– Ух! – выдохнул Рабан, когда великан исчез в потемках. – Как это он меня услышал, а, патрон?

– Какая разница? А этот ничего, миролюбивый. А ты говорил, что здесь все только и норовят гадость учинить…

– Неправда! – возмутился такой напраслине Рабан. – Я говорил, что здесь очень опасно. И это так и есть – не все тут безобидные хомячки. Да и этот… лысый… Это он вежливый, потому что не дурак, как те, мелкие. Он же не знает, кто ты такой! А вдруг бы ты его одним ударом разрезал? Ты, кстати, мог… Или вдруг у тебя бластер при себе? Вот он и не напал – не захотел рисковать. А так эти пастухи тоже пошлину собирают, не хуже тех, что над ними.

– Ну и пускай себе собирают. Надо же ему как-то зарабатывать…

– Ага, а вампира встретишь, скажешь – пусть себе сосет, надо же ему что-то кушать, да?

– Угу. Так и скажу.

Лаз на третий уровень отыскался быстро. И был он очень широкий – целый трамвай пролезет. Я неторопливо спустился ниже, по дороге смахивая с лица мелких членистоногих, давным-давно облюбовавших потолок этого коридора и теперь спешащих поприветствовать нежданного гостя.

Одного, самого жирного, я съел. Со времени обеда прошло уже часа три, а я привык есть много и часто. Вот это, кстати, явная недоделка – если я попаду, скажем, в пустыню, то через сутки умру от голода.

– Абсолютно безжизненных пустынь не бывает, – менторским тоном сообщил Рабан. – Даже в самых мертвых какая-то жизнь да найдется. А с твоим направлением отыскать обед – пара пустяков.