Владимир Крышталёв - Горячие камни

Один раз в прошлом году, три или четыре – в этом…

А виноват во всем он!

Полина ощутила прилив ненависти к своему отчиму. Если бы не он, разве стала бы мама втайне от всех покупать спиртное, чтобы позднее – тоже тайком – напиться? Что хорошего принес он в их дом? Только пьяное бормотание, в обмен на исчезнувшие вещи.

Встав, девушка взяла в руки бутылку. Открутила крышку. Понюхала содержимое.

Говорят, коньяк пахнет клопами. Полина не могла бы это подтвердить. Запах дурацкого напитка, почему-то считаемого "благородным", она знала, а вот клопы ей сроду не попадались.

Она вылила остатки в раковину, ополоснула бутылку и спрятала ее в шкаф. Затем вернулась к себе, оделась и тихонько вышла из квартиры.

Желание поговорить с мамой пропало.

***

Еще одно душное утро превращалось в палящий полдень. У подъезда никого не было, и Полина хотела было устроиться на свободной скамейке, в тени зарослей винограда. Однако, заметив копошащуюся напротив распахнутого окна соседку, изменила свое решение. Ей не хотелось, чтобы кто-то мог за ней наблюдать.

Поэтому девушка поднялась в небольшой скверик, расположенный между ее домом и детским садом, и присела там прямо на траве, не заботясь о чистоте платья.

Она злилась. В первую очередь на отчима. На маму тоже: вместо того, чтобы найти себе приличного мужчину, та думает о безысходности и напивается. Нельзя же быть настолько пассивной – покорно принимать все, что приносит жизнь! Мало ли что этой самой жизни вздумается принести!

Немного позже мысли Полины вернулись к ночным страхам, однако это не утихомирило ярость. Скорее, наоборот.

– Еще и это! – произнесла девушка вслух так, словно выплюнула ругательство.

Какой-то человек, проходивший мимо, вопросительно покосился на нее. Полина заметила его взгляд, но проигнорировала. Лишь раздраженно подумала: ну вот, хотела побыть наедине!

– Значит, я хороша! – тихо заговорила она сама с собой позже, когда поблизости никого не оказалось. – Сужу других за то, что они боятся изменить свою жизнь, а сама испугалась черт знает чего! Какие-то каракули в тетрадке, какие-то металлические шарики! Что за чушь!

Сидеть на земле стало неудобно. Полина поднялась и стала расхаживать туда-сюда.

– Чушь! – продолжала она вполголоса, но выразительно. – Ерунда! Вот пойду сейчас туда и…

Когда она поняла, о чем говорит, и где находится это "туда", язык вдруг одеревенел, а в затылок повеяло холодом. Тем не менее, Полина упрямо закончила:

– …и заберу ее.

Под "ней" подразумевалась, конечно, тетрадка.

Высказав это вслух, Полина обнаружила, что испытывает двоякие чувства. С одной стороны, внутри нее кипела злость – на маму, на себя, на весь мир. С другой, вчерашние впечатления ожили, возвращая если не страх, то, во всяком случае, трепет перед неведомым.

Впрочем, чего там юлить – просто страх.

Но именно страх заставлял ее злиться. И собственный в том числе.

– Я сделаю это! – сказала она, вышагивая по кругу, а потом подумала: "Если я сейчас буду только ходить туда-сюда и повторять одно и то же, то никогда этого не сделаю. Так что давай, начинай! Прямо сейчас!"

Она остановилась. Глубоко вдохнула. Посмотрела на старенькие шлепанцы, найденные сегодня в шкафу. Подняла голову, откинула волосы со лба.

И почти с фаталистической решительностью зашагала к месту, на котором вчера пережила столь неприятные моменты.

Пройдя сотню метров, девушка неожиданно для себя осознала, что это дается ей легко. Какое-то пьянящее чувство наполнило ее сознание. Безразличие, но в то же время злое веселье – вот как она могла бы охарактеризовать свое настроение.

Вспомнилось, как Димка в рассуждениях по поводу одержимости Раскольникова когда-то заметил: "Такое право мне и даром не нужно, но быть тварью дрожащей… тут он, пожалуй, нас поддел. Дрожать мы все не любим – и все дрожим".

Димка понимал многие вещи. Те, что касались его самого – не исключение. Позавчера он струсил, а теперь, вероятно, ненавидит себя за это.

Впрочем, может и нет, решила Полина. Он так и не позвонил ей, не зашел навестить. Все опасается, что об их отношениях станет известно еще кому-нибудь. Снова боится… но чего?

Войдя в лес, она замедлила шаг. Тишина, отсутствие людей, заросли кустарника, в которых могло скрываться что угодно, – все это действовало угнетающе. Раньше она не испытывала здесь подобных чувств… но раньше с ней не происходили всякие малоприятные штучки, которые нормальный человек вряд ли в состоянии объяснить.

В этих условиях приподнятое настроение куда-то быстро улетучилось, оставляя девушке лишь злость и желание довести начатое до конца. Не сдаваться, даже если не уверен, даже если трусишь, – вот древняя формула успеха.

К тому же, в тетрадке остались такие записи, которыми она очень дорожила.

"Раз, два, три, четыре", – Полина начала считать шаги, чтобы заглушить полезшие в голову мысли-страшилки. Вон из-за того куста что-то смотрит, вон что-то зашелестело листвой… это не ветер… "Раз! Два! Три! Четыре!"

Она добралась до места без приключений, но ноги почему-то стали, как деревянные. Такое впечатление, будто они больше не сгибались в коленях. Полина шагала, широко выбрасывая их в стороны, подобно клоунам в цирке.

Правда, ей на это в данный момент было наплевать.

Тетрадка лежала там же, где Полина ее оставила, только в закрытом виде. Может, снова порыв ветра… Во всяком случае, девушка этому лишь обрадовалась. Она не хотела видеть тот лист… не сейчас.

На миг возникло сравнение с приманкой в ловушке, однако Полина уже не отвлекалась. Она схватила тетрадку и попятилась, озираясь.

Лес хранил молчание.

Шагов через двадцать она повернулась к месту спиной. Зашагала прочь, ежесекундно сдерживаясь, чтобы не перейти на бег и поменьше оглядываться. "Ничего страшного, ничего страшного", – твердила она, как заклинание, но волоски на затылке все-таки стояли дыбом.

Дважды она осознавала, что начала идти слишком быстро, и нарочно останавливалась. Сердце в груди замирало, руки холодели, однако Полина чувствовала себя все лучше. Она владеет собой, несмотря на то, что хочется забиться в темную нору и скулить от ужаса!

На подходе к дому она уже ухмылялась. Какие бы страшные картины ни рисовало ее воображение, реальность оказалась вполне обычной. Ни невидимых соглядатаев, ни призрачных голосов, что-то шепчущих в ухо…

Господи, как здорово, когда все обычно!

Присев на скамейке у подъезда (соседка больше не маячила в окне), Полина медленно открыла тетрадку. Нашла нужный лист. Всмотрелась.

Безумные штрихи замельтешили в глазах, а затем сложились в слова:

"Он стоит за твоей спиной".

Когда люди к чему-то привыкают, они перестают этого бояться.