Евгений Рудашевский - Эрхегорд. Старая дорога

– А то развезет. Яремных быков, знаешь, ведут на убой.

– Гром.

– Ладно, ладно, забыли. Сам разбирайся. А затея дурацкая.

– Никакой затеи. Просто обсуждаем. – Миалинта подняла на меня взгляд.

Даже в полумраке потняцкой я хорошо видел ее темно-желтые радужки. Различать настроение Миалинты по цвету глаз я еще не научился, но и без того чувствовал, что она недовольна нашим разговором.

– Тут и обсуждать нечего. – Зевнув, Громбакх еще глубже расстегнул рубаху.

Клыки амулета путались в черной поросли на его груди. Даже там виднелись шрамы – такие же широкие, как спрятанные под щетиной на скулах.

В потняцкой было жарко. Пот щекотными струйками стекал из подмышек. Я уже снял жилет, а теперь подумывал содрать с себя и пропотевшую льняную рубашку. Немногочисленные посетители за другими столами давно разделись по пояс. Половой и служка ходили в неподвязанных хлопковых халатах, явно перешитых из старых дхант. И только за нашим столом все пока что сидели в одежде.

Вспотела даже Миалинта в легком сарафане. Один Тенуин, хоть и оставался в рубахе и брюках из плотного домотканого полотна – бурнус он снял, что делал не так уж часто, – был почти сухим, лишь несколько капель выступили под линией забранных волос.

Гориндел. Крохотный городишко на окраине Муэрдорского леса, чуть южнее Целиндела. После стычки с Птеардом пришлось на время переселиться сюда. Эрза заверила нас, что здесь безопасно. На подходах к городу стояли ее люди, они должны были предупредить нас об опасности. А спрятаться в Горинделе не составляло труда: тут сохранилось множество соляных шахт – пустых, отданных под власть контрабандистов и всех, кто не хотел встречаться с комендантскими ищейками.

Гром не верил Эрзе. Миа верила. Этого было достаточно. Тен отмалчивался, а Теор… Теор ходил с разбитым носом. Охотнику не понравились ни мои рваные брюки, ни оцарапанное арбалетным болтом ухо, ни веселые рассказы о растрепанной бороде Диндара. Громбакх резонно заключил, что взбучка Теору не помешает. Ему следовало предупредить нас о возможной опасности.

Несмотря на разбитый нос, Теор оставил договор в силе. Поиски мальчика никто не отменил. Вот только мы уже два дня торчали в Горинделе, и это никому не нравилось.

– Да хоть целый отряд под стягами Гирвиндиона с черно-бурыми медведями вместо собак! – Громбакх грохнул кулаком по столу. В потняцкой все столы были каменными, и охотник лупил по нему с особым упоением. – Я в Лаэрнорский лес не сунусь.

– В лес никто не зовет! – Я настойчиво вел пальцем по карте, показывая, что Старая дорога ни на одно зерно не пересекает лесные границы.

– Я не то что на зерно, я на две стрелы туда не подъеду – ни по твоей карте, ни по любой другой.

Громбакх голой рукой взял кусок мяса. Обнюхал его, едва не касаясь креплением лайтанных колец, ухмыльнулся и бросил на середину стола. Мясо зашипело, разбрасывая по сторонам брызги горячего жира.

В потняцкой Гориндела все столы были такими. Старая, почти забытая традиция северных городов, перенесенная сюда одним из наместников Целиндела еще до Темной эпохи. Стол собирали из нескольких частей: большой каменный круг на каменных подпорках, который и был столом в обычном понимании, сердцевина вырезана, а в нее вставлен другой камень с закрепленной снизу жаровней. Между внешним и внутренним камнем шел каменный желоб, разбитый на четыре емкости. В каждой емкости – вода: от простой, лишь едва подсоленной, до острой, заправленной стручками южного перца. Жаровня раскаляла камень посередине и заставляла воду в желобе кипеть. Сам стол тоже разогревался, но не обжигал. Всю еду в потняцкой подавали сырую. Овощи, корни, овсяные мятки, мясо и рыбу. Посетители бросали их в нужную емкость, чтобы сварить, или на сердцевину, чтобы поджарить. Потом вытаскивали еду деревянными щипцами и клали перед собой на камень. Жир, вода и соки стекали в каменные отстойники под столом, для этого по камню были вырезаны тонкие сливные бороздки. Есть приходилось руками или придавив еду рияжными лепешками из непросеянной муки. Лепешки и прочие продукты лежали в расставленных по столу ивовых корзинках. Деревянная лавка вокруг стола шла общая; под нее в небольшие углубления служка ставил заказанные кувшины с напитками.

Вчера мы решили временно отказаться от поездок в Целиндел и Предместье. Эрза с Миалинтой должны были разузнать обстановку на заставе Кумаранского тракта, выяснить, какие шаги предпринял Птеард. Но утром, едва поднялось солнце, первым исчез Теор. Когда Громбакх перехватил его на выходе с постоялого двора, тот сказал, что ему осталось проведать последнего следопыта, что доверять эту встречу ни Эрзе, ни Миалинте, ни кому бы то ни было еще он не собирался. Вторым исчез Тенуин – тут уж никто не успел заметить его отъезда, но я был уверен, что он хочет проследить за кем-то из уехавшей троицы.

Все, кроме Эрзы, вернулись поздно вечером. Эрза осталась в Целинделе. Громбакх, к этому времени уже дремавший на кровати, встал неожиданно бодрый и заявил, что совещаться будет именно в потняцкой. Миалинта и Теор возражали, предлагая ограничиться одной из комнат постоялого двора, но охотник был неумолим.

Изначально потняцкие обслуживали рабочих соляных шахт. Поднявшись из слоя вечной мерзлоты, они сразу отправлялись сюда – поесть и как следует прогреться. Добыча соли давно прекратилась, а потняцкие остались.

– И пойми, – охотник вгрызался в едва прожаренное мясо, – тут дело не в крысятниках. Их бояться нечего. Я в Деодрельском лесу и не такого отребья насмотрелся – их там по своре под каждым кустом, и ничего, охотятся и лес заготавливают: поджал трухню и давай маши топором, главное на рожон не лезь.

– И все же.

– Что «все же»? Захотелось почтить могилки каахнеров?

– При чем тут они?

– «Каах» – «след», «эар» – «исчезать» [9] «Словник» указывает иное происхождение этого слова, отсылая к бестелесным персонажам ворватоильских сказок – коахинам, живущим в неприкрытой хозяйской посуде и крадущих удачу. , – пояснил следопыт.

Столы в потняцкой были в отдалении от стен, и сесть в излюбленную позу он не мог, однако и без стены сидел с прямой спиной и чуть отклонившись назад.

– А… так бы сразу и сказали. Теперь все ясно. – Мне никак не удавалось подцепить свой кусок мяса. Он всякий раз выскальзывал назад, в желоб кипящей воды. Миалинта с едва заметной улыбкой наблюдала за моими попытками раздобыть ужин.

– Тен у нас известный знаток ворватоильского, – хмыкнул охотник. – Только я бы особо не верил в его таланты. Он мне как-то напереводил с лекарских пузырьков, которые какой-то полуумок решил до сих пор надписывать по-ворватоильски. Так напереводил, что я потом два дня с горшка не слезал. Такие трели выдавал, что птицы обзавидовались. Хотя в чем-то он был прав. После залетных серенад голова как-то полегчала. И боль, и тошнота – все высралось с кишками и желудком…