Михаил Ахманов - Последняя битва

Или он ошибается? Способность к мысленным битвам тренировалась в смертельных поединках, ее вызывали к жизни и усиливали лишь страшное напряжение ментальной мощи и воля к победе. Сражаться с соперником-другом, скажем, с Эдвардом Маларо, было бессмысленно — ведь он вовсе не собирался его убивать! А смерть одного из бойцов была непременным условием подобного поединка. Смерть и яростное сопротивление противника, которое надлежало превозмочь и сломить…

Способен ли он на это? Случаев для проверки пока не представилось, как и достойных врагов. С'лорн, глава Зеленого Круга, и все его колдуны пали от ножей иир'ова, и вряд ли в Тайге или в южных джунглях остался сейчас хоть один адепт Нечистого. В общем-то, к счастью, подумал Иеро, вставая.

Он направился к пилотской кабине, сел в кресло рядом с Сигурдом и заглянул в его льдистые глаза. В свете лампочек, горевших на пульте, бледная кожа северянина приняла зеленоватый оттенок, словно он принадлежал к племени лесных дриад. Но это было, разумеется, иллюзией; у соплеменниц Вайлэ-ри рождались только девочки.

— Не спится, мастер Иеро? — произнес Сигурд, глядя на звезды. Колпак пилотской кабины, сделанный не из стекла, а из какого-то очень твердого прозрачного пластика, был высоким и широким; если не глядеть вниз, то создавалось впечатления, что они оба висят в своих креслах в темной, полной звездных огней пустоте. Вдруг раздался негромкий шелест моторов, сам собою дрогнул штурвал, звезды всколыхнулись и чуть сместились вбок и вниз; компьютер корректировал курс или искал подходящие воздушные потоки.

Не дождавшись ответа от священника, Сигурд кивнул на два светящихся циферблата.

— Мастер Гимп объяснил мне и Рагнару, что цифры в этих окошках — высота и скорость полета. Но я боюсь поверить в то, что вижу, мой добрый мастер.

Иеро бросил взгляд на циферблаты и кивнул головой.

— Тем не менее, это так. Сейчас мы летим на высоте трех с четвертью миль со скоростью двадцать миль в час. И движение совсем незаметно — ветер несет нас, как сухой осенний лист.

— Двадцать миль… — морща лоб, протянул Сигурд. — Это значит, что мы будем в долине Гейзеров послезавтра утром… Клянусь молотом Тора, капитан Гимп прав: чудо и колдовство! Путь, проделанный на баркасе мной и Рагнаром, занял много недель и унес много жизней… — Он помрачнел и добавил: — Собственно, все, кроме наших.

Священник вытянул руку и стиснул плечо северянина, чувствуя под пальцами сильные мышцы.

— Что-то терзает тебя, брат мой, и я знаю лишь один способ облегчить душу: рассказать о том, что было. Не считай это исповедью и говори лишь то, что хочешь, правду или ту ее часть, какой согласен поделиться. Думаю, ты к этому готов, да и время подходящее. Ведь скоро мы будем в твоих родных краях, и я желал бы послушать про долину Гейзеров, малышку Сигни, про Олафа, который вас изгнал, про его проклятых предков и его отродье. Кто он, этот Олаф? Ваш король или князь?

— Нет. На Асле нет ни конунгов, ни ярлов, а только свободные бонды, скотоводы и рыбаки. Так повелось с давних времен, мастер Иеро, и так, как утверждают старики, было еще до Смерти. Каждая семья свободна и владеет своими угодьями, своей усадьбой, пастбищами и баркасами. И каждый бонд с братьями и сыновьями вправе защищать свое добро и свою честь.

— С мечом в руках? — нахмурившись, спросил Иеро. Услышанное не очень понравилось ему; кажется, эти язычники признавали лишь право силы.

Но оказалось, что он ошибался.

— Не обязательно с секирой или мечом, — пояснил Сигурд. — Если соседские овцы забрели на твое пастбище, то стоит ли убивать соседа и наживать смертельных врагов? Нет, такие споры разбирает тинг, а судьи его — из лучших мужей Асла. Если же кто нанес кровную обиду, то назначается поединок. Честный поединок в огненном круге или на особом островке, и судьи следят за уговором противников — будут ли они биться до первой крови, до второй, до тяжкого увечья или до смерти. Я знаю, я сам ходил в стражах тинга в молодые годы!

— Что ж, это справедливо, — согласился Иеро, думая, что все же есть на Асле закон и порядок. — И все подчиняются судьям? Никто не идет против их решения?

— Никто. Никто, кроме Олафа и его ублюдков, порази их Тор!

— Этот Олаф тоже свободный бонд? Рыбак или скотовод?

Глаза Сигурда блеснули, и священник почувствовал вспышку ненависти. Ощущение было таким, словно в затылок ему всадили кинжал.

— Он — проклятый колдун! Отродье Локи! Он знается с морскими троллями, с тварями, у коих на всех одна рожа, и та — гнусная да синяя! Тинг ему не указ! Он читает в мыслях и видит то, что еще не случилось! Он может приманить к берегу косяк трески или отогнать его! Может заставить верного пса впиться в хозяйское горло! Может превратить человека в овцу или в собаку, заставить пожирать навоз! Вот кто такой Олаф, сын Торвальда! Но я сомневаюсь, что Олаф и впрямь его потомок; Торвальд давно умер, и говорили, что он был честным бондом.

Иеро внезапно выпрямился в кресле и стиснул кулаки.

— Значит, читает в мыслях и видит то, что еще не случилось? — с расстановкой повторил он, темнея лицом. — И этот Божий дар использует во зло? — Священник помолчал, нахмурив брови, потом коснулся руки северянина и твердо произнес: — Ты расскажешь мне все, Сигурд! Все, что знаешь о своем острове и этом колдуне! Ибо я вижу, что им повелевает Нечистый!

Если верить словам Сигурда, Асл был благословенным, хранимым Богом краем. Подъем океанских вод почти не коснулся гористого вулканического острова; море затопило лишь низменную прибрежную полосу на юго-западе и находившийся там древний город. Это поселение разрушил атомный взрыв, но угодившая в него ракета была, очевидно, единственной, которую выпустили по Исландии; эта пустынная земля посреди холодного моря не слишком интересовала сражавшихся противников. К счастью, взрыв не пробудил вулканы, а океанские волны, сомкнувшиеся над руинами, смыли радиоактивный пепел. В результате на острове не было ни пустынь Смерти, сияющих зловещими огнями, ни губительных развалин, ни кровожадных монстров и огромных растений, порожденных в других концах планеты атомной радиацией. Пожалуй, если не считать уничтоженного города, единственной потерей островитян явились пони, маленькие, но сильные лошадки; они вдруг перестали плодиться и вымерли за пару десятков лет.

Приобретения были гораздо больше. Климат на острове потеплел, бесплодные прежде горные склоны покрылись травами и лиственными деревьями, в долинах, где били теплые гейзеры, выросли пальмы и виноград, а в самом благодатном месте, принадлежавшем семьям Рагнара и Сигурда, появились древесные исполины бнан с толстыми стволами и раскидистыми кронами; дважды в год они приносили сладковатые плоды, желтые, длинные и слегка изогнутые, будто нож для потрошения рыбы. Загадочный фактор, сгубивший пони — видимо, слабая радиация — совсем иначе подействовал на других животных, которых на острове было немного: овцы да псы. Овцы втрое увеличились в размерах, стали давать по ведру молока в день, а главное, руно их сделалось длинным, шелковистым, тонким, но таким прочным, что сплетенный из шерсти шнурок заменял рыбакам якорные цепи. В разных местах острова шерсть у животных приобрела различные оттенки — черный, как ночь, или белый, как снег, или серебристый, розоватый, голубой. Роду Рагнара и роду Сигурда повезло и тут: в их долине у овец были золотистые шкурки, и одеяния из их шерсти носили в торжественных случаях судьи тинга.