Александр Бушков - Это и моя война

Лесок кончался уардах в двухстах от границ поместья. Глазам открылся ухоженный парк с фонтанами и статуями, белыми каменными лестницами, спускавшимися к пруду. Пруд был настолько живописен, с бледными цветками, чем-то очень похожими на кувшинки, и темно-зелеными плоскостями плавающих листьев, что так и ожидалось: вынырнет сейчас гоголевская русалка, выберется на бережок и под грустную песню примется расчесывать зеленые волосы… Подстриженные в виде шаров и конусов деревья, длинные зеленые полосы густой живой изгороди окаймляли посыпанные желтым песком дорожки. В глубине парка виднелось большое светло-коричневое здание с высокими стрельчатыми окнами, террасами, балконами, изящными декоративными башенками цвета осенних листьев, усеявшими крышу из желтой черепицы. Райский уголок. Представить трудно, что неподалеку – угрюмый каменный ящик, набитая навьями старинная казарма.

– Ну вот, а ты хотел спалить такую красоту, – сказал Сварог, осторожно озираясь. Не нравилась ему эта показная безобидность. Будь у него взвод солдатиков, он бы устроил два пулеметных гнезда: одно у фонтана, другое подальше и правее… Естественно, еще один пулемет на крышу. А парк дополнительно украсил бы растяжками мин.

Но – нет: не было в парке пулеметных вражьих гнезд. И до минных заграждений здешние жители еще не додумались.

– Все равно, когда здесь промчится конница, красоты поубавится. – Леверлин вздохнул. – И потом будет уйма работы. Нам же мало этого вояку на трон посадить – ему еще удержаться надо, чтобы ты мог спокойно обитать при нем в почете и сытости… А на небесную помощь рассчитывать нечего. Придется нам поработать…

– Нам?

– Не бросать же тебя одного? Придется помогать первое время. Должен же ты наконец увериться, что я не лоботряс, а серьезный человек. И потом, здесь, по слухам, такие вина…

«Салага ты, а не серьезный человек, – подумал Сварог. – Отличный друг, настоящий рыцарь, готовый прикрыть спину, но при всем при том – пацан пацаном. И все же хорошо, что такие живут на свете. Серьезности у него прибавится, если не сложит голову в первом же бою…»

Кони уже шагали по дорожке, оставляя глубокие следы в песке.

Вблизи статуи оказались весьма омерзительными. Обнаженные девушки с прекрасными, но хищными лицами, ниже пояса – змеи. Звери вроде гиен, но с огромными ушами летучих мышей. Волки с почти человеческими головами.

– Интересно, – сказал Леверлин. – Хороши вкусы хозяюшки… Вот эти – предмет поклонения сатанинских культов, разгромленных лет пятьсот назад, но в глухих уголках еще существующих. Эти вроде бы обитали в седой древности у отрогов Харгофера. А эти, если не считать иных рассказчиков жертвами белой горячки, и посейчас живут в Хелльстаде.

– Живут, – поддакнул Карах. – Правда, могли уже и вымереть…

– Надеюсь, вымерли, – проворчал Сварог, косясь на упомянутую кошмарную тварь. – Очень надеюсь…

– А вот эта паскуда, единственная из всех, мне совершенно не знакома, – сказал Леверлин.

– Я бы на твоем месте этому только радовался, – плюнул Сварог, глядя на пузатое создание с короткими ручками-ножками, личиком дебила и огромной лысой головой с кривыми рожками.

– Интересно… – задумчиво произнес Леверлин, словно не слышал. – Все эти изваяния изображают либо мифических, либо реально обитавших существ. У всех есть прототипы в жизни или мифологии. Но этот рогатый пузан мне решительно неизвестен, и это странно…

– Отложи-ка ученые загадки на потом, – сказал Сварог. – Нет, остановят нас когда-нибудь или они так в себе уверены?

И сразу же после этих слов каменное изваяние, замыкающее длинную шеренгу чудовищ, шевельнулось. Это произошло необычайно естественно, словно натурщик устал от многочасового позирования и позволил себе некоторую вольность.

Амулет на груди Сварога тут же ожег кожу ледяным холодом. Карах пискнул что-то нечленораздельное и паническое и, показалось Сварогу, стал тяжелее вдвое. Леверлин схватился за рукоять меча и попытался успокоить загарцевавшего коня.

А Акбар оторопело завертел головой, силясь понять, откуда исходит опасность, и не находя ее. Это было самое загадочное. Рожденный в Хелльстаде, стране, полной кошмарных чудовищ, зверь не мог обнаружить восседающую на четырехгранной тумбе тварь, словно той и не существовало вовсе. Видел, что творится неладное, что хозяину угрожает нешуточная угроза, а вот понять откуда – был бессилен.

– Я не считаю, что наша встреча носит официальный характер, – раздался в голове Сварога полный презрения голос, и по реакции Леверлина он отметил, что и тот слышит то же самое. – Поэтому, господа, можете оставаться в седле.

– Кто ты такой? – крикнул Леверлин, и, к сожалению, ему не удалось скрыть испуг в голосе.

– Мое полное имя произносится не меньше чем за два часа, – нехотя удостоило страшилище ответом графа и снова чуть-чуть шевельнулось: поудобнее вцепилось лапами, оканчивающимися кривыми когтями, в каменный четырехугольник.

Это была огромная, с лошадь размером, покрытая чешуей, топорщащейся на загривке, жаба. Но самым необычным в ней были не размеры, а то, что это дьяволово отродье было словно целиком высечено из камня.

А Акбар метался вокруг, срывая с кустов листья, и все никак не мог обнаружить невидимого врага и вцепиться ему в глотку.

– Поскольку у всех нас есть неотложные дела, предлагаю вам не хвататься за Доран-ан-Тег и успокоить эту милую собачку, – продолжала гигантская каменная жаба. Хотя Сварог явственно видел, что каменная пасть остается неподвижной. И кроме того, было совершенно непонятно, чем чудище смотрит. Каменные глаза выглядели по-настоящему каменными, зрачок, по обыкновению ваятелей, был простой ямкой в шершавом камне, а правый глаз даже затянуло плесенью.

Рука Сварога, естественно, потянулась к топору… И застыла на полпути, словно чужая. Неведомая внешняя сила сковала мышцы. Отчаявшийся найти противника Акбар наконец остановился, поднял голову и вдруг завыл. Леверлин дернулся спрыгнуть с седла, поскольку кони стояли как вкопанные, и с удивлением уставился на свои ноги. Наверное, тоже перестали слушаться.

– Хотя я этого страшно не люблю, но, видимо, придется повторить: не надо хвататься за топор. Пустая затея. И поскольку я мешаю вам следовать своим путем, а вы мешаете моим размышлениям о природе вещей, предлагаю поскорее исполнить ритуал и расстаться.

– Что еще за ритуал? – пытаясь не выдавать страх и перестав ощупывать непослушные ноги, спросил Леверлин.

– Сущий пустяк. – К презрению в голосе каменной глыбы добавилась добрая порция иронии. – Поскольку по этой дороге имеет право проехать только тот, кому герцогиня будет рада, я поставлен здесь. Проводить нечто вроде предварительного опроса.