Роберт Говард - Брат бури

Я зашел в дом и обнаружил дядюшку Чадраша в кухне, где он сидел на табуретке у задней двери, нежно прижимая к груди тот самый кувшин с ромом. Побелевшие дрожащие пальцы удерживали ручку этого кувшина куда крепче, нежели сведенная судорогой рука утопленника цепляется за соломинку.

— Ты меня удивляешь, дядюшка! — укоризненно покачал я головой. — Какого такого дьявола ты…

— Прикрой-ка дверь, о, друг мой Брекенридж! — прохрипел он. — Да как можно плотнее! И больше никогда не поминай ты всуе ни имени, ни кличек Князя Тьмы! Вчера я спасся чудом, Брекенридж! — Тут дядюшка прервался, чтобы сделать добрый глоток из кувшина, после чего продолжал уже более спокойно:

— Я был обманут, страшно обманут, Брекенридж! Я позволил себе прислушаться к аргументам Бакнера Кирби, этого сладкоголосого сына Велиала; я позволил ему победить меня в великом споре о вреде пьянства! Не далее как вчера, утомленный домогательствами, я сказал ему: ладно, разок попробую. Я как бы пошутил, Брекенридж, просто чтобы отделаться от него. И, верный своему слову джентльмена, я за целый день не пропустил ни глоточка, Брекенридж! Я пил одну только гнусную, мерзкую, отвратительную воду!

Не в силах справиться с охватившим его волнением, дядюшка Чадраш снова как следует приложился к горлышку кувшина.

— И ты знаешь, Брекенридж, хочешь верь, хочешь — нет, но клянусь честью всех Поляхов, когда я ночью вернулся в дом этого Кирби, чтобы лечь спать, я узрел стоящего прямо на моей кровати красно-бело-синего звездно-полосатого осла с изумрудно-зелеными ушами, громко распевавшего наш славный гимн! Клянусь тебе, я видел его так же ясно, как вижу сейчас тебя, Брекенридж! Это вода, Брекенридж! Все это со мной сделала вода! — Дядюшка на мгновение разжал судорожно скрюченные пальцы и любовно погладил рукой пузатый бок кувшина. — Вода манит благочестивых людей бесплодными миражами и расставляет на их пути коварные ловушки! Никогда не унижайся до воды, мой мальчик! Вчера целый день я пил одну только воду, и посмотри, к какому ужасному состоянию это меня привело! Отныне я больше никогда не выпью ни единой капли этой отравы! Да! Отныне я больше никогда, нигде и ни за какие коврижки даже одним глазком не позволю себе взглянуть на столь коварную жидкость!

— Ну, это вряд ли, дядюшка Чадраш! — сказал я, будучи окончательно выведенным из себя в результате катастрофического провала всех моих хитроумных планов. — Ведь ежели я швырну тебя вон в то лошадиное корыто на заднем дворе, то, ей-богу, тебе все же придется разок-другой хлебнуть водички!

Так я и поступил.

Но именно в результате этого жеста отчаяния по всему Верхнему Гумбольту пополз гадкий слушок о том, что будто бы я пытался утопить в лошадиной поилке своего родного двоюродного дядюшку Чадраша Поляха всего лишь за его категорическое нежелание отказаться от лишнего стаканчика кукурузного пойла.

А ответственным за повсеместное распространение столь низких, откровенно порочащих меня наветов оказался конечно же не кто иной, как тетушка Таскоция. Именно таким бесчестным образом она отплатила мне за все те добрые дела, какие я ради нее совершил.

Ну да ладно.

Ведь меня уже давным-давно ни за что не удивишь подобными проявлениями самой черной людской неблагодарности!

Политика и оторванная от жизни книжная ученость — вещи достаточно скверные сами по себе, даже ежели их брать по отдельности. Но всякая попытка их совместить поистине пагубна; она таит в себе семена гибели и должна быть предана вечному проклятию. Взять хотя бы историю, случившуюся в Брехливой Собаке, лагере золотоискателей в долине Индейской реки.

Брехливая Собака слыла вполне уютным, мирным местечком до тех самых пор, покуда политика не подняла там свою змеиную голову, а по пятам за нею в нашу дружную общину не проскользнула стоглавая гидра культуры и образования. А ведь еще совсем недавно виски в этом поселке старателей было совсем неплохим на вкус и стоило не так уж чтобы очень дорого, а игра в покер и фараон велась очень даже честно, если вы были в состоянии достаточно внимательно присматривать за своими партнерами. За ночь в лагере обычно происходило не больше трех-четырех совсем пустячных потасовок, и, насколько мне теперь припоминается, частенько выпадала неделька-другая, когда ни единая живая душа в поселке не получала смертельных огнестрельных ранений. И вдруг, как сказала бы моя тетушка Таскоция Полях, грянул всемирный потоп.

Все началось в тот день, когда Винчестер Харриган решил перенести свое игорное заведение в Олдервиль, отчего в Брехливой Собаке (а она была по большей части палаточным лагерем) освободилось одно из немногих бревенчатых строений. И тогда один умник, Гусак Уилкерсон, предложил передать тот дом под мэрию. Но разве кто-нибудь когда-нибудь видал мэрию без мэра? Нет, сказал Уилкерсон, никто не видал. Потому как такого просто не бывает! После чего тут же объявил, что ради всеобщего блага он согласен претендовать на столь многотрудную и ответственную должность. Бык Хокинс, еще один весьма влиятельный гражданин Брехливой Собаки, также не замедлил выставить свою кандидатуру. Дата выборов была назначена на одиннадцатое апреля. В качестве штаб-квартиры Гусак избрал салун «Серебряное седло», а Бык со своей командой разместился на другой стороне улицы, в заведении под названием «Красный томагавк». Остальные граждане поселка мигом разделились на две враждующие партии. Таким образом, никто и охнуть не успел, как Брехливая Собака уже по самые… эти… ну, одним словом, по уши погрязла в пучине политики.

Избирательная кампания стремительно набирала силу; потери, понесенные сторонниками обеих партий, множились с каждым днем, по мере того как нездоровый интерес общественности все возрастал, катастрофически приближаясь к точке кипения. Девятого апреля, во второй половине дня, Гусак появился в своей штаб-квартире и заявил:

— Парни! Нам придется перейти в сокрушительное наступление по всем фронтам! Потому как Бык Хокинс оказался неплохим стратегом и вот-вот положит нас на обе лопатки! Вчерашнее соревнование по стрельбе, где он раздавал в качестве призов парное мясо только что забитого бычка, имело весьма большой успех среди тупых обывателей. Хокинс изо всех сил пытается убедить граждан Брехливой Собаки, что после избрания он сумеет обеспечить их куда более первосортными развлечениями, чем это смог бы сделать я. Брек Элкинс! Ты можешь хоть на минутку оторваться от своей соски и послушать, что я говорю? В конце концов, я просто требую твоего внимания! Как глава вот этой самой политической организации!

— Я не глухой! — с достоинством ответил я, отставляя в сторону пустую бутылку. — И отлично все слышу! Кроме того, я сам участвовал в том соревновании, и, ежели бы они не успели снять меня с дистанции перед самым концом, придравшись к какой-то там пустяковой формальности, мне бы наверняка достался весь бычок целиком. Но назвать первосортным то увеселение у меня язык не поворачивается. Я очень сильно скучал! Ведь там за весь день подстрелили всего лишь одного парня.