Роберт Говард - Брат бури

— Что я слышу?! — с жаром воскликнул малый. — Уж не хочешь ли ты сказать, что я — шулер?! — Он судорожно схватился за свою пушку, от возбуждения не заметив, как при этом движении из его рукавов вывалились три или четыре туза сразу.

— Ну что ты, — ответил я, — ни о чем таком я даже и не помышлял. Наоборот, я уверен, что крапленые карты, торчащие из-за голенища твоего правого сапога, — всего-навсего твоя любимая сувенирная колода.

Отчего-то мои слова так взбеленили чудака, что он выхватил из другого голенища длиннющий охотничий нож. Деваться некуда, пришлось немедля огреть его по голове бронзовым канделябром, после чего он уютно разлегся под столом и принялся глухо стонать.

Остальные парни повскакивали с мест, вытаращившись на торчавшие из-под стола сапоги малого с бакенбардами.

— Эй! — сказал один из них. — Я мировой судья. Тебе не стоило так поступать. У нас тут законопослушный город.

— А я — шериф, — вставил другой. — И поскольку ты явно нарушаешь общественное спокойствие, мне придется тебя арестовать.

Это было уже слишком даже для такого мягкого человека как я.

— Заткнись, дурья башка! — заревел я, сжимая кулаки. — Я приехал в ваш мерзкий городишко, чтобы мирно и законно вызволить из тюряги Ром-Бабу, честь по чести уплатив за него штраф, для чего, как подобает истинному джентльмену, пытаюсь честно выиграть в покер! Но если вы, паршивые гиены, не перестанете испытывать мое терпение, клянусь сарафаном моей бабушки, я разнесу по камушку вашу вонючую тюрьму и вытащу оттуда своего приятеля, не заплатив ни единого цента!

Мировой судья побелел. Тыча шерифа локтем в бок, он зашипел:

— Оставь его в покое! Я уже купил вот эти сапоги в кредит под ту десятку, что мы еще только собрались содрать с Ром-Бабы!

— Но… — начал шериф с сомнением в голосе.

— Заткнись! — еще с большей злобой зашипел мировой судья. — Я сам только сейчас сообразил. Это же Брекенридж Элкинс!

Шериф чуть было не подавился собственным адамовым яблоком, смертельно побледнел и срывающимся голосом пробормотал:

— О… извините меня… я, кажется, совсем неважно себя чувствую. Наверно, проглотил что-то не то нынче за обедом. Думаю, мне надо срочно взнуздать своего коня и съездить в соседнее графство за… за пилюлями!

Не думаю, чтобы шериф уж так плохо себя чувствовал. Особенно если судить по тому, с какой прытью он рванул за угол после того, как, шатаясь, вывалился из дверей салуна. И зачем только люди охотничьих собак держат? Ведь такой парень вполне бы мог самостоятельно загнать насмерть любого зайца!

Тут все внезапно засуетились, стали вытаскивать из-под стола того малого с бакенбардами и поливать его водой, а я вдруг сообразил, что уже наступило время ужина, вышел из салуна и двинул в сторону домика, где жила Юдит. У самых дверей домика я наткнулся на здоровенную, размером с хороший амбар, тетку с квадратной челюстью. Смерив меня подозрительным взглядом, она сказала:

— Вот так-так! А тебе-то чего тут надо?

— Хотел потолковать с вашей сестрой, с мисс Юдит, — ответили, учтиво отстегивая от пояса кобуру со стетсоном.

— Как ты сказал? С моей сестрой? — переспросила она, все еще хмурясь, но уже куда более миролюбиво. — Ты ошибся. Она мне племянница.

— Не может быть! — воскликнул я, старательно прикидываясь изумленным. — Сперва мне вообще показалось, что вы — это она. Потом я решил, что такое сходство бывает только у близняшек. Но теперь-то мне ясно: молодость и красота просто свойственны всем членам вашей семьи.

— Не болтай ерунды, негодяй! — ухмыльнувшись, уже совсем мирно сказала тетка и дружелюбно ткнула меня локтем в бок. Таким тычком кому-нибудь другому она проломила бы пару ребер. Но только не мне. — Ну что ж, раз ты сумел умаслить меня — входи. Сейчас я крикну Юдит. Как тебя зовут, парень?

— Брекенридж Элкинс, мэм, — ответствовал я.

— Вот как? — заметила она, вглядываясь в меня с новым интересом. — Приходилось, приходилось слышать о тебе всяческие россказни. Однако ты посмышленее, чем о тебе говорят. Эй, Юдит! — вдруг громыхнула она. От ее голоса разом задребезжали все оконные стекла. — К тебе гости!

Появилась Юдит. Выглядела она преотлично. Но, увидев меня, отшатнулась, а глаза ее расширились от испуга.

— Кто… Кто это? — ошарашенно пролепетала она.

— Мистер Брекенридж Элкинс, невадец, — по всей форме представила меня тетка. — С Медвежьего Ручья. В этом дерьмовом городке он — пока единственный юноша, в котором мне удалось обнаружить хоть крупицу здравого смысла. Ну что ж, входи и усаживайся за стол. Ужин поспел. Мы тут как раз дожидались Кучерявчика Якобса, — пояснила тетка. — Но если этот шалопай не появится через пару минут, он рискует уйти отсюда несолоно хлебавши.

— Oн очень сожалеет, — быстро ввернул я, — но просил меня передать, что ну никак не сможет заглянуть к вам сегодня.

— А вот я совсем не сожалею, — фыркнула тетка. — Я ему и прийти-то разрешила только потому, что даже такая отчаянная вертихвостка, как Юдит, не способна втюриться в этого сосунка и олуха. Кроме того…

— Тетушка Генриетта! — запротестовала раскрасневшаяся Юдит.

— …я на дух не переношу таких слабаков, — закончила тетушка Генриетта, осторожно опускаясь в обитое сыромятной кожей кресло, жалобно застонавшее под грузом ее необъятного тела. — Подвинь к столу вон ту табуретку, Брекенридж, — скомандовала она. — По-моему, только эта мебель у нас в доме способна выдержать твой вес. Если, конечно, не считать дивана в гостевой комнате. И не вздумай спорить со мной, Юдит! Если я сказала, что сопляк вроде Кучерявчика Якобса не подходит такой девушке, как ты, значит, так оно и есть. Да у него чуть становая жила не лопнула, когда он пытался приподнять бочку с солью, которую мне надо было занести в коптильню! Так и не смог; пришлось мне самой ее тащить. Кто виноват в том, что нынче все молодые парни такие худосочные, хотела бы я знать?

— Мой папаша всегда говорил, что виновата республиканская партия, — вставил я.

— Хо! Хо! Хо! — Громовой хохот тетушки Генриетты потряс весь дом, до судорог напугав случившуюся рядом кошку. — А у вас превосходное чувство юмора, молодой человек. Разве не так, Юдит? — спросила она и начала аппетитно, словно чипсами, похрустывать телячьей берцовой косточкой.

Слегка побледневшая Юдит поспешно согласилась. За ужином она все время украдкой нервно поглядывала на меня, словно ждала, что я вот-вот начну исполнять индейский боевой танец или что-то вроде того. Наконец с едой было покончено. Тетушка Генриетта, поглотившая такое количество съестного, какого с лихвой хватило бы племени сиуксов, чтобы пережить самую суровую зиму, поднялась с кресла и сказала:

— А теперь выметайтесь из кухни. Я буду мыть тарелки.