Роберт Говард - Знак Огня

— Феринги предложил мне деньги за то, чтобы я кое-что передал Аль-Бораку, — заявил он. — А также уговаривал помочь ему бежать. Я послал его к шайтану, конечно. В Джебель-Джавар я слышал об Аль-Бораке, но никогда его не видел. Кто он?

— Дьявол, — проворчал Мухаммед ас-Захир. — Американец, как и тот пес. Водит дружбу с племенами у Хайберского перевала. Он советник эмира и союзник раджи, хотя был однажды объявлен вне закона. Аль-Борак никогда не осмелится приехать в Руб-аль-Харами. Однажды, три года назад, я видел его в сражении при Калати-Гилзаи, где он и его проклятые афридии [5] Афридии — одно из племенных объединений афганцев на северо-западе Пограничной провинции. подавили восстание против эмира. Если бы мы его захватили, Абд аль-Хафид осыпал бы нас золотом.

— Может быть, этот феринги знает, где его найти! — воскликнул Ширкух; в его глазах зажегся огонек, который можно было принять за жадность. — Я пойду к нему, поклянусь, что передам его послание, и выманю, что он знает об Аль-Бораке.

— Мне все равно, — ответил равнодушно Мухаммед. — Если бы я хотел знать, зачем он пришел в горы, я выпытал бы это у него еще раньше. Но мне дали приказ его захватить и доставить живым в Руб-аль-Харами. Я не могу свернуть в сторону, чтобы искать Аль-Борака. Но если тебе позволят въехать в город, может быть, Абд аль-Хафид даст тебе отряд, чтобы за ним поохотиться.

— Я попытаюсь!

— Храни тебя Аллах, — сказал Мухаммед. — Аль-Борак — пес. Я сам бы дал тысячу рупий, чтобы увидеть, как его повесят на базаре.

— Ты встретишься с Аль-Бораком, если на то будет воля Аллаха, — бросил Ширкух, поворачиваясь и отходя прочь.

Очевидно, это отблеск огня заставил его глаза так ярко вспыхнуть. Мухаммед почувствовал, как мороз пробежал у него по спине, хотя не мог понять почему.

Под сапогами Ширкуха захрустел сланец, когда он зашагал прочь, и тут же из ночной темноты вынырнула смутная тень. Лазутчик приблизился к Мухаммеду и тронул его за рукав.

— Я следил за курдом и неверным, как ты приказал, — шепнул он. — Феринги обещал Ширкуху тридцать тысяч рупий за то, чтобы он нашел Аль-Борака и передал ему послание или помог бежать. Ширкух жаждет золота, но он вне закона у всех феринги, и не хочет, чтобы перед ним захлопнулась единственная дверь.

— Ладно, — проворчал Мухаммед в бороду. — Курд — пес. Хорошо, что он не может кусаться. Я проведу его через перевал. Пусть узнает, что ждет его у ворот Руб-аль-Харами.

Брент погрузился в забытье, несмотря на твердую каменистую землю и холод ночи. Чья-то рука, тряхнув за плечо, разбудила его, а настойчивый шепот предупредил восклицание. Он увидел склонившегося над ним курда. Поблизости раздавался храп караульного.

Ширкух прошептал на ухо Бренту:

— Скажи, какое послание ты хотел передать Аль-Бораку. Говори быстро, пока караульный не проснулся. Я не мог выслушать тебя раньше. Проклятый лазутчик подслушивал за этим валуном. Я рассказал Мухаммеду, что произошло между нами, и постарался это сделать до лазутчика. Нужно было развеять подозрения до того, как они пустят корни. Говори!

Брент пошел на отчаянный шаг:

— Передай ему, что Ричард Стоктон убит, но, прежде чем умереть, он сказал вот это: «У Черных Тигров новый князь. Они зовут его Абд аль-Хафид, но его настоящее имя Владимир Жакрович». Стоктон сказал, что этот человек находится в Руб-аль-Харами.

— Я понял, — тихо произнес Ширкух. — Аль-Борак узнает.

— А что будет со мной? — спросил Брент.

— Я не могу сейчас тебе помочь бежать, — прошептал Ширкух. — Их слишком много. Все караульные, кроме твоего, не спят. Они охраняют лагерь снаружи. Лошади тоже под охраной. Мой конь среди них.

— Но я не смогу заплатить тебе, пока не выберусь! — сказал Брент.

— Все в руках Аллаха! — ответил Ширкух. — Я должен вернуться, пока не заметили мое отсутствие. Вот плащ.

Брент почувствовал прилив благодарности. Курд ушел, темной тенью скользнув в ночь, ступая в сапогах так же бесшумно, как индейцы в мокасинах. Брент лег, мучительно раздумывая, правильно ли он поступил. У него не было причин доверять Ширкуху. Но если он сделал неверный шаг, ему все равно не придется увидеть, кому он причинил вред: себе, Аль-Бораку или тем, чьим интересам угрожают Черные Тигры. Он был утопающим, схватившимся за соломинку. И Брент, завернувшись в плащ, снова заснул.

…Последней в его угасающем сознании мелькнула мысль, что Ширкух ускользнет из лагеря под покровом ночи и поскачет искать Гордона…

Однако на следующее утро курд принес Бренту еду. Он держался равнодушно и сделал только одно резкое замечание, чтобы феринги ел как следует, потому что ему не хотелось бы покупать тощего раба. Но вполне возможно, сказал он это больше для караульного, который позевывал и потягивался поблизости. Брент подумал, что плащ был явным доказательством того, что Ширкух приходил к нему ночью. Он тоже старался не подавать виду, что между ними возникли какие-то отношения.

Когда он ел, благодарный по крайней мере за сносную еду, его обуревали сомнения и надежды. Он колебался между вынужденной верой и полным недоверием к этому человеку. Курды были лукавы и вероломны. Предложенная помощь вполне могла быть хитрым трюком, чтобы снискать расположение Мухаммеда ас-Захира. Брент все же понимал, что если бы тот захотел узнать причину его прихода в горы, то сделал бы это успешнее с помощью пыток, а не сложной хитрой игры. Кроме того, Ширкух, скорее всего, алчен, как и все курды. Брент рассчитывал именно на это. Если Ширкух передаст послание, он поможет в дальнейшем ему сбежать, чтобы получить свою награду, потому что если Брент будет рабом в Руб-аль-Харами, то не сможет заплатить ему тридцать тысяч рупий. Одна услуга делала необходимой другую — если Ширкух надеется получить выгоду от сделки. Что касается Аль-Борака, то, получив послание и узнав о бедственном положении Брента, он едва ли откажет ему в помощи. Все теперь зависит от Ширкуха.

Брент пристально посмотрел на гибкого всадника, словно выгравированного на фоне яркого восхода. В его чертах не было ничего тюркского или семитского. В иранских высокогорьях, должно быть, осталось немало племен, сохранивших в чистоте свое арийское происхождение. Ширкух, одетый в европейский костюм и без восточных усов, вполне мог затеряться, ничем не отличаясь, в толпе на Западе, если бы не яркое пламя в его беспокойных черных глазах. Они отражали неукротимую душу. И можно ли надеяться, что этот варвар будет иметь с ним дело по правилам западного мира?

Они выступили сразу после восхода солнца. Тропа вела все время вверх, выше и выше, через горные массивы, словно прорезанные ножом, по узким карнизам, крутым отрогам. Вскоре Брент почувствовал, что задыхается в разреженном воздухе. В самый полдень, когда ледяной ветер пронизывал насквозь, а солнце было сполохом расплавленного огня, они достигли перевала Надир-Хан — узкого извилистого разреза, тянувшегося на расстоянии мили между стенами мрачных гор. При входе на перевал стояла приземистая башня из камня, скрепленного глиной, занятая оборванными воинами, расположившимися, как стервятники, на ее стенах. Отряд стоял и ждал, пока Мухаммед ас-Захир, подъехав ближе, не поручился за всех, включая Ширкуха, взмахом руки. Его узнали, и винтовки на башне опустились. Мухаммед въехал на перевал, остальные двинулись следом. Брент почувствовал отчаяние, как будто за ним навсегда захлопнулась дверь тюрьмы.