Алла Дымовская - Семь корон зверя

И договорить не успел, как Ян взвился над столом. Во весь рост и хвать ладонью по стеклу. Вдребезги и телефоны на пол. Ящик с сигарами туда же. Никогда таким не видел. Белый, что твой покойник, и губы в нитку продернуты. Зыркнул так, хорошо, что взглядом не убить. Потом грянул:

– Не сметь! Мне заикаться! Даже! – и замер. Глаза бешеные. Постоял, постоял, как струна натянутая. Но пар быстро вышел, и обмяк хозяин, словно сдувшийся шарик. Так, что ноги не удержали. Упал в свое застольное рабочее кресло, будто подкошенный, выдохнул слабо: – Прости. Не могу я. Вот сейчас прямо не могу. Может, потом? Как-нибудь?

Мише аж не по себе стало. Сам себя вопрошал хозяин или действительно обращался за советом к своему «архангелу», было не так уж важно. Но вот интонации его, чуть ли не жалобные, выбили у Миши почву из-под ног, и сердце сжалось. Конечно, Машка тут не виновата. Что на душу запала, чистый божий одуванчик. Она не то что в общину, в ад за Яном пойдет. Да не в ней дело. В нем, в нем, в хозяине и любимом друге, за которым и сам Миша отправился бы к черту на блины.

– Ян, ты пойми, выслушай, только спокойно. Это ведь в конечном итоге без разницы, сейчас или потом. Раз уж все равно когда-нибудь случится. Считай, что внутренне ты уже смирился. А промедление может быть смерти подобно... Нет, нет, ничего не произошло, я образно говорю! – поспешно и горячо воскликнул Миша, вовремя заметив, как тревожно и напряженно сдвинулись хозяйские брови к самой переносице. Однако был «архангел» честен и перед собой, и перед тем, кого не в шутку боготворил, и потому продолжал: – Но может произойти. Когда-нибудь. Однако когда грянет это «когда», никто ведь не знает, хотя многие из нас чувствуют. Да что я говорю! Раз мы чувствуем, ты и подавно! Разве нет?

– Разве да, – почти пошутил хозяин, а Мише от этого подобия юмора сделалось почти тошно. Что там игра слов, Ян и на остроумнейшие анекдоты никогда не улыбался, не то чтобы хохмить самому, даже если праздник в общине и в доме веселая чехарда. Прозвучало так, как если бы поп в алтаре принялся громко распевать перед паствой матерные частушки.

– Как будто ты мчишься по скоростному шоссе на большой скорости. И тачка у тебя – высший класс, в полном порядке. И трасса, как идеально ровная доска. Погода самая летная, и солнце сияет медным тазом. А на душе кошки скребут. Потому что за поворотом сразу обрыв, глубокий и отвесный. Ты его еще не видишь и не увидишь, пока не повернешь. Только чувствуешь поганку. И указателей на этот обрыв нету никаких. Выбор тут простой – или ты веришь в собственное чутье и тормозишь, или, увы, превращаешься в проблему патруля ДПС и ремонтной дорожной службы.

– Все верно, – согласился Ян. Вроде взял себя в руки. Немудрено, такая сила. Да Миша особо и не сомневался, что может быть по-другому. Все-таки хозяин. – Только давай договоримся с тобой считать, что до обрыва еще далеко и пока дороги хватит. И не дави на меня.

– Я не буду. Я понимаю, – примирительно согласился Миша. Главное, что начало положено, а значит, со временем к разговору вернутся. Но все же контрольный выстрел сделал. Не мог не сделать. – Если можно, ответь на самый распоследний вопрос: когда? В смысле когда ты сам сочтешь возможным решить с Машей и Леликом?

– Я думаю, крайний срок – перед отъездом. Конечно, если Машенька будет согласна. Еще немного заработаем и долой. Года два, много три. Не срок. И Лелик еще маленький будет, ничего не поймет. Заодно подрастет, окрепнет. Как подумаю, что им мучиться...

– Вот ты о чем!.. – У Миши как-то даже отлегло внутри. – Об этом и вовсе переживать не стоит. Я согласен, мне легко говорить, Лелик не мой сын, но, по-моему, у тебя просто родительская паранойя. На что же тогда Фома с его арсеналом? Целую кучу денег переводит у себя в подполе. Неужели для Лелика и Маши что-нибудь особенное не изобретет? Чтоб все прошло не тяжелее насморка.

– Да уж, наверняка сварит какую-нибудь бурду – он Лелика любит. А потом нос задерет до потолка. Алхимик... Но это – ради Бога. Лишь бы толк вышел.

– Выйдет. Не сомневайся. И у Лелика, и у Маши все будет хорошо.

После полудня студенческая братия традиционно потянулась к столовым и буфетам. И Маша вместе со всеми. Уже не одиноким столпом, а скорее плавучим островом, вокруг которого вовсю плещутся теплые обтекающие волны. Леночка, как это стало обычным, так и увивалась вокруг, то и дело норовя взять Машу под руку, выставляя себя перед другими сопровождающими особой, наиболее приближенной к императору. Нина вела себя более сдержанно, но своего места о другую Машину руку никому уступать не собиралась. Хвостиком тянулись и Тома с Вероникой, и Никита с Рязановым Шурой, сыном знаменитого ядерного профессора. Когда-то старший Рязанов сидел вглухую в Дубне, невыездной, как кремлевские куранты, но времена изменились. И ядерное светило заколесило по Европам и Америкам, собирая титулы и разномастную валюту. Сын его Шура в группе считал себя номером первым по положению моральному и материальному, нещадно задирал нос, рискуя пересчитать ступени факультетских лестниц, но и он со временем примкнул к Машиной свите. Еще бы: «лексус» последней модели – это тебе не двухдверный «фиат», пусть и с иголочки новый. Плевать, что на курсе у большинства и такого нет, особенно после августовского дефолта. А карманные денежки, выдаваемые скитальцем-профессором, ни в какое сравнение не идут с теми средствами, которыми шутя распоряжается Маша.

Так и повелось, что вокруг Маши, особенно в обед, собиралось целое королевское окружение. Маша Балашинская была далеко не дура и подоплеку своей популярности видела и понимала, но и принимала сложившееся положение вещей. Потому что это ведь была ненастоящая ее жизнь. А значит, все происходит как бы понарошку и значения не имеет. Сейчас, например, она точно знала, что Леночка начнет шумно призывать всех не травиться столовской едой, а смотаться по-скорому в хитрый и навороченный трактирчик на Ленинском, где как раз в это время накрывают ленч. Проехаться в шикарном джипе с неподсудными номерами захочется и остальным. Тем более что платить за всех будет, конечно, Маша. Ей не жалко, да и не в первый раз, а точнее сказать – чуть ли не каждый божий день. И в трактирчике их уже знают, вернее, немного представляют себе, чья Маша жена, оттого обслужат быстро и по первому разряду.

Обидно немного, что видят в тебе лишь удачливый денежный мешок, но можно и пережить. Тем более что Маша на иных началах сближаться ни с кем не хотела. Да и нельзя было. Тут уж срабатывал инстинкт самосохранения и охранения близких от беды. Даже в гости немыслимо пригласить, хоть и набиваются вовсю, особенно Леночка. Не дай Бог напороться на Ирену, которая может выкинуть неизвестно что. Сие непредсказуемо. Уж это Маша знала на собственном опыте. Хотя в ее случае мадам и просчиталась.