Скотт Бэккер - Падение Святого города

— Ты любишь меня,— шептал он, задыхаясь.— Ты любишь...

Ее накрашенные глаза затуманились. Плоская грудь вздымалась под тонкой тканью. Он проникал взглядом сквозь путаницу морщинок, маской покрывавших лицо императрицы, в самую змеиную суть ее красоты. Он видел женщину, которую отец ревновал до безумия, которая показывала сыну восторги постельных тайн.

— Сыночек,— выдохнула она,— мой милый...

Его пальцы прижались к теплой коже. Сердце колотилось раскатами грома. Он провел рукой по ее голени, выбритой по айнон-ской моде, потом по гладкому бедру. Как такое может быть? Он добрался до ее паха, ощутил ее возбуждение...

В легких не хватило воздуха, чтобы закричать. Ксерий покатился по полу, задыхаясь и беззвучно разевая рот. Она стояла и поправляла платье, пока он пытался подняться и позвать стражу.

Первый из караульных был настолько ошеломлен, что ничего не сумел сделать — только умереть. Лицо его провалилось внутрь, из разорванной глотки хлынула кровь. Все происходящее казалось бредом. Огромный евнух Писатул пытался удержать императрицу, кричал что-то на непонятном языке. Она сломала ему шею легко, словно сорвала арбуз с плети.

Затем схватила меч.

Она походила на паука: две изящные руки мелькали, словно их было восемь. Она танцевала и кружилась. Мужчины падали с криками. Сапоги скользили в крови. Трещали и ломались кости.

Ксерий отвернулся и пополз к дверям. Страха в нем не было — страх приходит вместе с пониманием. Им двигало одно инстинктивное желание: сбежать отсюда, не видеть этого места.

Он пробрался мимо двух гвардейцев. Потом с воплем помчался по золоченому коридору. Ноги его скользили. Шлепанцы! Как можно бегать в этих проклятых шлепанцах?

Он пронесся мимо дымящихся курильниц, но чувствовал лишь смрад выделений собственного кишечника. Как же матушка будет смеяться! Ее мальчик обделался — и прямо на императорские регалии.

Бежать! Бежать!

Откуда-то он услышал команды Скалы. Он бросился по лестнице вниз, споткнулся, забился, как попавшая в сеть собака. Плача и бормоча, он поднялся на ноги и снова бросился бежать. Что случилось? Где стража? Гобелены и золоченые панели мелькали мимо. Его руки были в дерьме. И тут что-то заставило его рухнуть вниз лицом на мраморные плиты. На спину его упала тень, сотни гиен захохотали рядом с его глоткой.

Железные руки легли на его лицо. Ногти впились в щеки. В шее что-то смачно хрустнуло. Невероятное видение: его мать, окровавленная, растрепанная. Это не она...

Ранняя весна, 4112 год Бивня, Сумна

Сол поднял глаза, заморгал, нахмурился. Который сейчас час?

— Давай-давай! — В начале переулка стоял Хертата — Майтанет идет! Говорят, Майтанет идет к каменной набережной!

В глазах Хертаты светилась надежда или огромное желание. Солу было одиннадцать, но он видел такое и понимал без слов.

— Но работорговцы...

Работорговцы всегда были угрозой, особенно на каменных набережных, где они держали свой товар. Для них живой уличный мальчишка — как монета, подобранная на улице.

— Да они не посмеют, не посмеют! Майтанет идет! Они будут прокляты-прокляты!

Хертата всегда повторял слова дважды, хотя его жестоко за это дразнили. Называли Хертата-тата или грубее — Повторяла. Хертата был чужак.

— Это же сам Майтанет, Сол! — В глазах его стояли слезы.— Говорят, он уезжает-уезжает, за море-море!

— Но ветер...

— Нынче утром как раз подул! Он пришел, и он плывет за море-море!

Да на что ему этот Майтанет? Люди в золотых перстнях и монетки не подадут, если не захотят обмануть. И Майтанет тоже обманет. Проклятые жрецы.

Но слезы на глазах Хертаты... Сол видел, что тот боится идти один.

Сол со вздохом встал и пнул ногой лохмотья, на которых спал. Он хмыкнул прямо в радостное лицо Хертаты. Сол уже видел таких людей. Вечно хнычут среди ночи и мамочку зовут. Вечно ноют. Вечно их бьют из-за жратвы, потому как украсть они боятся. Такие не выживают. Никто из них не выживает. Как младший брат Сола...

Но только не он сам. Он быстрый, как заяц.

За углом переулка располагалась большая сукновальня. Мальчишки остановились, чтобы помочиться в большие чаны, выставленные перед входом. Тут всегда толпилось много народу, особенно по утрам. Они старались не смотреть на бродяг с «суконной болезнью» — когда ноги начинают гнить после многолетней работы в сукновальне,— хотя слышали их ругань и улюлюканье. Даже калеки презирали этих бедняг. Закончив, ребята поскорее покинули зловонный двор, насмехаясь над людьми, топтавшимися в цементных чанах — они стояли во дворе рядами. Отовсюду до-

носились звуки, с какими мокрая ткань шлепает по сухим камням. Мальчики пронеслись мимо возчиков, забивших дальний конец переулка своими повозками.

— А еда будет? — спросил Сол.

— Будут лепестки,— ответил Хертата.— Они всегда бросают цветы, когда шрайя выходит-выходит.

— Я спросил про жратву! — рявкнул Сол, хотя подумал, что в случае чего можно съесть и цветы.

Мальчик по-прежнему смотрел карими глазами себе под ноги. Он ничего не знал про еду.

— Это же он, Сол... Майтанет...

Сол с отвращением покачал головой. Чертов Хертата-тата. Чертов Повторяла.

Они миновали богатые улицы, примыкающие к Хагерне. Хозяева открывали лавочки и болтали со своими рабами, пока те вынимали тяжелые деревянные ставни из пазов на кирпичных карнизах. Порой мальчики замечали огромный монумент Святого предела между роскошными домами, обрамляющими небо. Каждый раз, когда на глаза им попадались башенки Юнриюмы, они присвистывали от изумления и тыкали в них пальцем.

Даже сироты на что-то надеются.

Они не осмелились войти в Хагерну из-за страха перед шрай-скими рыцарями и пошли вдоль стены к гавани. Некоторое время они шли по самой стене, изумляясь ее огромным размерам. Стену оплетали зеленые лозы, и мальчики придумывали, на что похожи очертания свободных от растительности пятачков древнего камня — на кролика, сову или собаку. На рынке Промапас они услышали разговор двух женщин: те говорили, что корабль Майтанета стоит на якоре в Ксатантиевой Чаше — шестиугольной гавани, обустроенной каким-то древним императором в заливе Сумна много лет назад.

Они добрались до складов, с удивлением отметив, что на Мельничной улице уже полным-полно народу и идут все туда же, куда и они. Постояли, наслаждаясь ароматом свежего хлеба, и поглазели на мулов, в полумраке вращавших по кругу жернова. Казалось, что в городе начался праздник: повсюду звучали взрывы смеха и оживленные разговоры, сопровождавшиеся криками мла-

последний бросок

денцев и воплями детей постарше. Сол невольно развеселился, его все меньше раздражали нелепые замечания приятеля. Он уже смеялся над шутками мальчика.