Алексей Волков - Гусар бессмертия

Предстоящий отъезд обосновать было не менее трудно. Я мялся, не решаясь начать, пока Диана сама не подняла на меня взгляд голубых глаз.

– Когда мы едем к тебе?

– Я – сейчас. А потом приеду и заберу тебя сразу после заключительной пресс-конференции.

– Я с тобой, – как само собой разумеющееся, произнесла Диана.

– А работа?

– Выберусь на денек. Там всей конференции на два часа.

– Диана, видишь ли… – Мне было очень неловко говорить, будто я совершал предательство. – Этот налет… Вдруг целью нападавших был я?

– Есть за что? – Вопросы журналистки были коротки и точны.

– Нет. Но должна же быть причина!

– Скажи просто, что не желаешь меня брать. – Голубые глаза стали влажными.

– Напротив – желаю. Однако подвергать тебя опасности…

Попробуйте пообещать что-нибудь женщине, а потом отказаться от своих слов! Давненько я не видал подобной бури! Мои аргументы отметались, а чаще – использовались как подтверждение моего коварства. После того, что было накануне, ожидать иной реакции было трудно. Закончилось все, как водится, слезами, а я никогда не любил женских слез.

– Поехали, – вынужден был согласиться я.

– Никуда я с тобой не поеду! – с чисто женской последовательностью высказалась Диана. И добавила все, что думает о мужчинах.

Теперь пришлось ее уговаривать.

– Я же хотел как лучше, малышка. – Кажется, поцелуи в качестве аргументов перевесили слова. – Сейчас же поедем. А хочешь, останешься у меня насовсем. Зачем тебе эта работа?

Настроение женщины изменилось в третий раз. На мое предложение она не сказала ни да, ни нет, но теперь между нами снова был мир, и поездка была решена.

Мы спускались по лестнице в обнимку и лишь перед выходом разомкнули объятия. Хорошо сделали. Во дворе нас терпеливо ждал Юрий со своим плечистым напарником. Прибавилось у нас и машин – Сеня, как представился Юрин помощник, приехал на своей видавшей виды колымаге.

– Диана тоже едет с нами, – объявил я. – Только заедем в гостиницу и заберем ее вещи. Заодно оставим ее машину на стоянке.

– Но… – начала Диана.

– Поедем на моей, – я кивнул на ту, на которой приехал за мной Ваня.

– Хорошо, – кивнула женщина и лишь тут спохватилась: – Я сумочку забыла.

Среди ругани и примирений оно было немудрено.

– Я мигом.

Подняться на третий этаж было делом десятка секунд. Даже открыть дверь потребовало больше времени. Сумочка нашлась сразу. Она стояла на кухонном столе. Видно, хозяйка поставила ее, когда взялась мыть пол.

Я подхватил аксессуар не за ручки, а за бока, и пальцы вмиг ощутили нечто твердое, настолько привычное, что я не поверил своим ощущениям.

Никогда за всю очень долгую жизнь я не копался в дамских вещах, однако моя находка настолько не вязалась с обликом несколько напористой, но отнюдь не воинственной журналистки, что я не выдержал и открыл сумочку.

Ощущения не обманули. Среди всевозможных женских мелочей там валялся небольшой прекрасно скомпонованный пистолет с удобной рукоятью. Весил он совсем немного, но, когда я отыскал защелку и извлек магазин, в длинных прорезях на задней стороне последнего обнаружились патроны в два ряда. Пересчитывать их не хотелось, но в подобных случаях обычное число – восемнадцать.

Девятимиллиметровый калибр говорил о том, что оружие отнюдь не относится к предметам самообороны. Напротив, пистолет больше подходил бы к спецназу или какой иной полузакрытой структуре.

Интересно…

Нет, я не стал извлекать и прятать на всякий случай патроны и совершать прочие подобные же поступки. Я даже не собирался обвинять в чем-либо Диану, по крайней мере до тех пор, пока в более удобной обстановке не получу ответа на закономерный вопрос. Но все-таки…

Пистолет лег на прежнее место. При этом какой-то лежащий в сумочке листок согнулся, и я, чтобы скрыть следы своего неблаговидного поступка, извлек его, чтобы расправить и придать ему прежний вид.

Лучше бы я этого не делал! Совершенно машинально перед процедурой я развернул бумагу и бросил мимолетный взгляд на компьютерный портрет мужчины. И вот тут-то я понял, что чувствует тот, на кого неожиданно пришелся удар обуха по голове.

Я стоял, смотрел на листок, в голове не было ни единой мысли, и почему-то вдруг заныло сердце.

На портрете был изображен человек, в котором я сразу и без какого-то труда узнал самого себя.