Николай Басов - Лотар-миротворец (Демон Жалын)

— Ну, тогда мне придётся подниматься на её башню, наверное.

— Башню?

— Она часами в любую погоду и в любое время суток стоит на верхушке наблюдательной башни. Уж не знаю, что там может её привлекать? Теперь мне придётся подниматься по шестидесяти трём ступенькам на самый верх, чтобы увести её спать.

— Я могу пойти с тобой, Жарна?

— Конечно, только это не очень интересное путешествие.

Они вышли в коридор. После ярко освещённого зала тут царил полумрак.

Они прошли десяток шагов рядом. Лотар чувствовал, что эта девушка каким-то магическим способом, в котором, однако, не было вовсе никакой магии, притягивает к себе его внимание.

— Жарна, ты уже считаешься невестой по местным правилам?

— Конечно, и уже давно. Просто мне нет охоты спешить с этим. Но я знаю, что придёт день, и я стану хозяйкой какого-нибудь большого дома, и буду любить своего мужа и растить детей.

Они вышли на открытый переход между башнями. Тут дул резкий, холодный ветер с моря и светили звёзды. Жарна улыбалась. В ней не было не то что жеманности, но даже деревенской сдержанности. Она была совершенно уверена в своей судьбе.

— Ты не будешь скучать? — Лотар и сам не знал, почему так спросил.

— О чём? — Девушка была искренне удивлена. — Это же самая счастливая участь для женщины. И самая интересная.

— Ну, есть женщины, которые думают, что увидеть мир или познакомиться с интересными людьми — более увлекательно, чем просто растить детей.

— Это всё тоже может быть, Лотар. — Теперь её голос звучал почти покровительственно, словно она знала что-то, о чём Желтоголовый даже не догадывался. А может, и в самом деле ей ведомо что-то, чего он не поймёт никогда, пусть даже проживёт на свете две тысячи лет. — Но главное и первое в жизни — то, что я уже назвала.

— Вы тут все какие-то очень… спокойные.

— Разве это плохо?

Они стали подниматься по лестнице, проложенной в гулкой, высокой башне. Здесь гуляли сквозняки и порывами врывались в незабранные стеклом бойницы, охватывающие всю долину.

— Нет, но я привык жить иначе. Я привык, что нужно быть готовым к неприятностям, а не к счастью. Я привык, что первое дело в жизни — надёжное оружие, которое нельзя оставлять так далеко, чтобы до него нельзя было в любой момент дотянуться.

Жарна долго шла молча, потом обернулась. В лице её не было и тени волнения.

— Мне жаль тебя, Лотар. Ты, наверное, не поймёшь, что спокойствие придаёт жизни совсем другую цену.

Они поднялись уже до половины башни, и Лотар спросил:

— А ты уверена, что живёшь именно той жизнью, какой она тебе кажется? Что у вас на Шонморе нет и намёка на ту жизнь, которой живу я? Всё-таки мы кое-что нашли в одном из подвалов замка КамЛут.

Она не ответила. Они прошли ещё десяток ступеней молча.

— Твой отец знает это, значит, должна знать и ты, Жарна.

Они уже выходили на открытую всем ветрам площадку башни, когда девушка наконец ответила:

— Я думаю теперь, что должны быть такие люди, как ты, Лотар, и такие, как мы тут, на Шонморе. И тут уж ничего не поделаешь, каждый должен быть счастлив своей участью.

В этом суждении не было ничего необыкновенного, но Лотару оно понравилось. Он понял, что, если бы это было возможно, он хотел бы иногда разговаривать с этой девушкой, и ждать её ответов, и раздумывать над ними, и беспокоиться от того, что не понял её слов.

На башне никого не было. Жарна, ничуть не смутившись этим, подошла к Лотару и взяла его за руку. Её прикосновение взволновало его. Это было удивительное чувство — тёплое и простое. Оно напомнило Лотару его детское волнение, когда дома он кормил в голодные зимы птиц, озябших белок и разных мелких зверюшек, которым трудно было пережить суровые холода.

— Не знаю, возможно, сэр Лотар, этот разговор кажется тебе пустым и ненужным. Но я благодарна за то, что ты сказал, и буду думать над твоими словами. А теперь — спокойной ночи.

Она легко повернулась и исчезла в темноте лестницы, по которой они только что поднялись. Лотар из вежливости подождал, пока она дойдёт до нижних ступенек, а потом отправился в комнату, которую Обрисса КаФрам отвела им для ночлега.

Все уже улеглись, но никто ещё не спал. Ждали его. Он задвинул мощный, шириной в три дюйма кованый засов, подошёл к кровати, оставленной для него у северной стены, сел и стал медленно, с удовольствием снимать сапожки.

Из открытого окна дуло. Ветер, который взъерошил волосы Жарны, теперь казался слишком сильным и колючим. От него веяло какой-то неявной угрозой. Лотар не знал, какой именно, и решил не придавать этому значения. Он был странно возбуждён и в то же время совершенно спокоен. Желтоголовый был счастлив — вероятно, это можно было назвать и так.

Сухмет поднялся и подложил свежих поленьев в камин. Как все камины, которые редко топили, он больше дымил, чем грел. Вытирая руки от липкой сосновой смолы, Сухмет громко и отчётливо произнёс:

— Только не думай, господин мой, что всё обстоит так, как выглядит.

Лотар расслабленно улыбнулся:

— Я даже не пытаюсь о чём-либо думать, я просто вспоминаю.

— Там было что-то существенное, когда мы ушли? — резво повернулся к Лотару Рубос.

— Нет, я вспоминаю ощущение… Вернее, впечатление, возникающее, когда её волосы развеваются на ветру, или как она чуть наклоняет голову, когда спрашивает… Это очень красиво. Кажется, я начинаю понимать людей, которые утверждают, что им этого не хватает.

— Тебе этого тоже не хватает? — удивился Рубос. — А вот мне…

— М-да, — хмыкнул Сухмет и отошёл к своей кровати, — я и забыл, что ты единственный среди нас женатый человек. Своего рода эксперт. Только не задавайся, я тоже был женат. И даже три раза.

— Три раза? — удивился Лотар. — Зачем нужно три раза жениться?

— Ну, — Сухмет посерьёзнел, — во-первых, у нас всё не совсем так, как у вас, и быть женатым на двух женщинах означает всего лишь, что ты заботишься о старшей. Это признак уважения. А во-вторых, третий раз я был женат, когда только-только получил свободу от Харисмуса и мне было лет триста. Я очень нуждался тогда в утешении, а женщины на этот предмет — первейшие мастерицы. — Он помолчал и добавил: — Правда, они потом за это довольно много требуют.

— Чего? — заинтересованно спросил Санс.

Лотар подумал, что он, кажется, впервые задал вопрос в их компании по своему почину. Это был или очень тревожный симптом, или знак неминуемого выздоровления. Хотелось бы, конечно, выздоровления.

— Они требуют участия в твоей жизни, почти без остатка — твоего времени, твоих эмоций, мыслей, сил, желаний, твоего естества. Это далеко не каждый может дать, и ещё меньше людей хотят это отдавать. Видишь ли, — рассудительно подытожил Сухмет, обращаясь к Сансу, — любовь проходит.