Алекс Джонс - Ловушка для Бога

Остановившись у внутренней решетки сада, Конан огляделся. Впереди, всего в десятке шагов, уходили в ночное небо глухие, покрытые сплошной вязью узоров стены Бирюзового покоя. Здесь располагались гарем наместника, комнаты евнухов, охраняющих женскую часть жилища сатрапа, а также домашнее святилище. Его зарешеченные окна слабо светились далеко вверху, под самой крышей. Эти пять или шесть узких окошек и были единственной лазейкой для того, кто желал пробраться внутрь, избежав встречи с усиленной охраной у ворот и не плутая по бесконечным коридорам мужской половины в поисках входа на женскую.

Окинув взглядом открывшуюся ему картину, Конан невольно помянул Крома: занятие предстало не из легких. Конечно, садовая решетка – невысокое, в человеческий рост, переплетение бронзовых цветов и листьев – никакой трудности не представляла и первый ярус дворца шел удобными уступами, по которым влезет любой ребенок, но дальше – отвесные каменные плиты, затканные тонкими, блестящими под луной узорами. Ни лепных украшений, ни плюща – не на что ногу поставить… Но лезть во дворец через парадный вход – самоубийство еще более верное, чем подъем по этой стене. Самое разумное – выбраться поскорее из сада и покинуть город. Или лучше найти в Пустыньке Хадира и попросту прирезать его, а после вырвать язык каждому, кто осмелится вслух назвать Конана клятвопреступником? Только в таком случае пришлось бы в первую очередь вырвать его себе!

Киммериец усмехнулся, покачал головой и решительно двинулся вперед, отбросив пустые размышления. Он сделал шаг к ограде и вдруг, едва услышав шелест за спиной, не успев даже толком понять, что это, стремительно бросился в сторону. И вовремя: лезвие меча свистнуло мимо лица, срезав с головы варвара прядь волос. Он, откатившись, одним прыжком встал на ноги, нырнул под вновь занесенный клинок и ударил противника в лицо, но кулак встретил лишь пустоту. Враг если и уступал Конану в силе, то был отнюдь не менее ловок: он резко нагнулся, и киммериец кубарем перелетел через него.

Рухнув в траву, Конан увидел на фоне усыпанного звездами неба взметнувшийся меч и, быстро сгруппировавшись, нанес обеими ногами удар в живот стоявшего над ним стража дворца, нанес почти вслепую, но удар, судя по всему, достиг цели: меч отлетел в сторону, а противник, охнув, шмякнулся на спину и исчез из поля зрения. Конан, мгновенно оказавшись на ногах, пригнулся, чтобы прыгнуть на него сверху и оглушить, но остановился в растерянности. С поверженным врагом творилось нечто странное: он, лежа на траве у самой ограды, судорожно подергивался и хрипел, а потом и вовсе затих. Киммериец ошарашено глядел на него, но тот не шевелился. На хитрость, уловку это похоже не было. Зато это очень походило на смерть. От удара в живот?!

Внезапно он понял, в чем дело, и, несмотря на завидно крепкие нервы, вздрогнул от запоздалой жуткой догадки. Подобрав валявшийся рядом меч стражника (свой он оставил у старухи, с собой взял только нож и кувшинчик с сонным порошком, тщательно завернутый в кусок мягкой кожи), Конан медленно пошел к решетке, водя перед собою клинком над самой землей. Наконец что-то звякнуло под ногами у самого сапога бездыханного противника. Варвар присел и, действуя по-прежнему только клинком, раздвинул траву. Тонкое острие торчало из земли на ширину ладони, не больше. Конец его, попав в лунный свет, масляно блеснул – густая темная жидкость каплей застыла на кончике. Слава Крому! Если бы ревностный телохранитель не поторопился напасть первым, он бы сейчас торжествовал победу, а Конан, проткнутый отравленными иглами, беседовал бы с Нергалом… Сомнительное удовольствие.

В саду все так же было тихо. Хорошо, что Ухарта уговорил его оставить оружие у повитухи: схватка, проходившая в полном молчании, ничьего внимания не привлекла. Кончиком меча киммериец нащупал в основании шипа маленький диск, поддел его, вытащил острие и отбросил подальше.

Орудуя клинком, он выяснил, что шипами сплошь утыкана неширокая – в три шага в поперечнике – полоса вдоль ограды. Расчистив в ней проход, Конан аккуратно поднял за одежду своего неудачливого противника и на вытянутых руках отнес его в кустарник неподалеку. Вернувшись, тщательно проверил место, где тот лежал, и вынул еще два шипа, уже побывавших в человеческом теле. Затем подошел к решетке, воткнул меч у левого края расчищенного коридора и огляделся. На месте недавней драки – только примятая трава да воткнутый в землю меч. Если Бел будет милостлив, этот легкий беспорядок в саду останется незамеченным хотя бы до утра. За оградой – Бирюзовый покой, а перед ним – выложенная мрамором и ярко освещенная луной площадь. Из мраморных плит, похоже, никакие острия не торчат, но осторожность все-таки не помешает…

Конан, ухватившись за край решетки, перемахнул ее одним прыжком, в последний миг приостановил падение, повиснув на руках, и осторожно коснулся ногой ближайшей плиты, потом нажал посильнее. Ничего не произошло. Варвар отпустил кованые цветы ограды, ступил на соседнюю плиту. Та тоже, вопреки опасениям, спокойно выдержала вес киммерийца. Видимо, плит-ловушек – наступишь, и полетишь в кишащий змеями колодец – здесь не было. По всей вероятности, Хеир-Ага считал, что псов-людоедов, смазанных ядом игл и телохранителей, которые запросто могли бы прирабатывать в качестве наемных убийц, вполне достаточно для охраны его бесценной жизни.

Конан бегом бросился через площадь, спеша поскорее пересечь освещенное пространство, и скоро нырнул в тень. Первый ярус он преодолел легко, а на последнем уступе задержался ненадолго: вблизи стена предстала не столь гладкой, нежели казалась издалека. Хотя камни действительно пригнаны друг к другу вплотную, но узор из какого-то светлого металла, врезанного в них, выступал почти на ширину пальца. При желании за него можно было зацепиться, а Конан такое желание испытывал. Он начал подъем. Острые металлические пластины сразу впились в руки, сдирая кожу, но киммериец обращал на боль мало внимания. Его заботила лишь мысль о том, что в щелях между железом и камнем могли устроиться на ночь скорпионы, встреча с которыми на большой высоте добра не сулит.

Он вспомнил, как в детстве, пятилетним мальчишкой, лез на отвесную скалу за птичьими яйцами, а отец, стоя внизу, наблюдал, как сын, пыхтя и срываясь, упрямо ползет вверх. Конан добрался тогда до карниза, где гнездились карайты, отбился от возмущенных хозяев гнезда, набрал полную торбу яиц, а на обратном пути, одурев от усталости, схватился за какой-то, как ему показалось, сухой сучок, торчавший из расщелины.

Сучок оказался маленькой ядовитой змейкой, она цапнула его раньше, чем он успел отдернуть руку…