Алекс Джонс - Ловушка для Бога

На окраине окутанного ночью Шадизара, в кривом переулке, который выходил на заросший колючками пустырь, прогуливался взад-вперед человек. Был он ничем не примечателен: роста среднего, не толст и не худощав, одет в самую обычную темную хламиду – из тех, что набрасывают на себя в прохладную погоду горожане среднего достатка. Однако, появись здесь случайный прохожий, он бы весьма удивился, увидев, как человек этот бродит вдоль глухой стены, поминутно вздрагивая, оглядываясь и плотнее кутаясь в свое одеяние. А зачем, скажите, в такую душную ночь обливаться потом под жаркой верблюжьей шерстью? Зачем шататься, дрожа от страха, по небезопасным для одинокого путника переулкам? Не лучше ли вместо этого коротать ночь дома или в караван-сарае, за надежно запертыми дверями? Конечно, лучше, много лучше! Так подумал бы случайный прохожий и благоразумно поспешил бы прочь, подальше от неприятностей, подальше от запаха опасности, который прямо-таки источала прятавшаяся в густой тени фигура…

Человек в верблюжьей хламиде явно боялся чего-то, очень боялся, но никуда не уходил и продолжал мерить шагами выщербленную мостовую. Часто он останавливался, ловя обострившимся слухом ночные шорохи, резко оборачивался, словно ожидал нападения сзади, но по-прежнему видел перед собой лишь пустую улочку, перечеркнутую полосами мрака. Он ждал. Ждал давно, все сроки ожидания уже прошли, и нервы его натянулись, как веревка на шее висельника. Вдруг кто-то завозился над его головой, сверху посыпались песок и мелкие камушки. Человек, сдавленно вскрикнув, отпрыгнул на середину переулка, и в руке его задрожало лезвие ножа.

– Спрячь оружие, глупец. Если ты ждешь меня, то тебе нечего бояться, – презрительно рассмеялся появившийся на гребне стены невысокий крепыш.

Стоящий внизу, задрав голову, некоторое время вглядывался в освещенный луной силуэт, потом сипло попросил:

– Назови себя.

– Сначала ты.

Молчание. Не дождавшись ответа, крепыш пожал плечами:

– Ну как хочешь. Я ведь могу и уйти…

Он повернулся, собираясь снова скрыться, но человек в хламиде торопливо произнес:

– Я Нариб, десятник городской стражи! А ты?

– Хадир по прозвищу Лысый. Не узнал? – Крепыш, опять рассмеявшись, уселся на стене.

Нарибу эта веселость, видно, не понравилась. Он кашлянул, прочищая пересохшее горло:

– Да нет, узнал. Для уверенности спрашиваю. Деньги с тобой? Почему вниз не спускаешься? Я не трону тебя, клянусь… Иди сюда, поговорим!

– Не тронешь, будь уверен.- Хадир сидел неподвижно, не обнаруживая ни малейшего желания последовать приглашению. – Деньги ты получишь, но сначала я должен знать, что работа сделана.

– Она сделана, Хадир! Как ты можешь сомневаться?!

– Где он? – Голос Лысого дрогнул от нетерпения, и закутанный в верблюжью шерсть стражник, отметив плохо скрытую торопливую жадность собеседника, тут же приободрился:

– К чему спешишь, уважаемый, – любезно начал он, – к чему волноваться? Слава Митре, все происходит как нельзя лучше для тебя и для меня, и оба мы скоро сможем достичь желаемого, не так ли? – Нариб помолчал немного, вглядываясь в темный силуэт над стеной, и, не дождавшись никакого ответа, продолжил: – Все исполнено. Конан выбрался из дворца целый и невредимый… Хе-хе, не знаю, как он туда проник, – это пусть заботит смененного мною десятника… Но клянусь тебе, полчаса назад северянин удалился прочь от дворца наместника со здоровенным тюком на плече. С ним еще был какой-то мальчишка. Об этом ты не знал?… Да, Хадир?… Не говоришь… Ну, впрочем, неважно. Конан вместе с тюком и мальчишкой спрятался… Э-э-э… Не слишком далеко отсюда. А теперь я хотел бы для начала увидеть деньги, которые ты, судя по твоим словам, принес!

Над улицей повисло молчание. Несмотря на духоту и теплый плащ холодная дрожь пробегала по спине Нариба: в томительной тишине он пытался понять, как поведет себя Хадир в ответ на такие речи. Сомнения терзали душу десятника с раннего утра – с того самого часа, как неприметный старикашка в замасленном халате бесстрашно явился к воротам его дома и предложил от имени Лысого громадные деньги за некую тайную услугу. Нариб согласился немедля, ибо почуял в этой сделке возможности, обещавшие не только богатство, но и изрядное повышение по службе – стоит лишь изловчиться да рискнуть…

Десятник тщательно подготовился к исполнению задуманного: Конан покинул дворец никем не замеченный (как и договаривались с человеком Хадира), затем Нариб выследил киммерийца и явился сюда, дабы указать Лысому убежище Конана и получить обещанные деньги. Таков был уговор. На самом деле план Нариба простирался дальше: близ старой хибары, где спрятался Конан, стоит сейчас небольшой отряд стражников и ждет сигнала, чтобы накрыть одним махом и варвара-северянина, и ушлого Хадира. За головы обоих светлейшим Эдартом назначено знатное вознаграждение, да еще выманить бы у Лысого обещанную плату за услугу, да добавить к этому почет и благосклонность светлейшего – стоит похлопотать, нечего и сомневаться. Вот только бы не выхлопотать вместо всех благ кинжал под лопатку!

Хадир все молчал, размышляя о чем-то. Нариб поежился и поудобней перехватил рукоятку ножа под хламидой. Кашлянул.

– А что, если, – внезапно подал голос один из самых удачливых шадизарских воров, – что, если киммерийской собаки не окажется там, куда я отправлюсь по твоей указке?

– На все воля Митры, уважаемый, – бодро отозвался десятник, в мыслях помянув Нергала, ибо тон сказанного добра не сулил, – но клянусь, я именно там его оставил. Впрочем, если ты намерен сидеть на стене до утра, то, боюсь, никакая собака не станет тебя дожидаться!

Сказал и вздрогнул, и снова облился холодным потом, ибо на тихий свист Хадира мгновенно возникли над темным гребнем стены четыре или пять молодцов, спрыгнули вниз, окружили трепещущего стражника. Глухо звякнуло что-то, и у ног его оказался объемистый, тяжеленный с виду кошель.

– Получишь все! – Лысый, уже стоявший на земле среди своей шайки, пнул кошель носком сапога. Опять звякнуло. – Но не раньше, чем я найду киммерийца. Веди.

Нариб помялся для виду. В глубине души он был доволен. События разворачивались именно так, как следовало: до тех пор, пока Хадир не знает про ту хибарку, жизнь Нариба в безопасности. А когда они придут на место и золото окажется в руках десятника, он уж постарается заполучить вдобавок к деньгам и самого Хадира, и Конана! Вознаграждением, правда, придется поделиться с подчиненными, но хадировские денежки будут его, только его, кровненькие! Лишь бы Лысый не почуял подвоха раньше времени…

– Погоди, уважаемый, мы так не договаривались… – начал Нариб и осекся, словно бы только сейчас сообразив, что в его жарком одеянии могут появиться две-три лишние дырки. Искоса глянув на сомкнувшихся вокруг шакалов Хадира, он вздохнул сокрушенно: – Впрочем, я понимаю твое беспокойство, и, раз уж ты настаиваешь, провожу вас…