Дуглас Брайан - Голодный золотой божок

— Это не мага, — сказал Маркус. — Это — обычная воровка. Она убила хозяина, Сохо, умертвила охрану, но попалась в тайник-ловушку.

— Следует понимать, что я арестована? — спросила Зонара ледяным голосом.

— Именно так, — улыбнулся обвинитель. Солдаты выпутали ее из сети и увели.

— А она хорошенькая, — заметил Шпигел. — Неужели ты ее приговоришь?

— Обязательно! Но не перекусить ли нам? Время к обеду.

Очаг в заброшенной таверне оказался исправным, хотя и «застоялся» — его долго не растапливали, и Гизмунд здорово намучился первой ночью.

Но к полудню следующего дня пламя в очаге горело ровно и весело. Герцог Мироваль смотрел на огонь и слушал рассказ Конана. Ремина, свернувшись на теплом плаще, спала и только вздыхала во сне. Гизмунд, бегая глазами, доедал куриную ножку — порцию своего господина. Герцог пребывал в сильном волнении и отказался от еды. Волнение было радостным. Блеск удач превратил убогую, покосившуюся халупу в уютнейшее место на земле.

— Люди Сохо наткнулись на меня в темноте, — повествовал варвар, размахивая кособоко щербатой кружкой. — Они тут же узнали меня — меж нами случались разногласия — и потянулись за своими проклятыми колючками. Одного я разрубил сразу, как мясник разрубает окорок. Второй успел плюнуть в меня из камышинки, но я, хвала Крому, увернулся и рассек ему брюшину. Кишки так и вывалились на землю. А третий выхватил свой клинок, и мы подрались немного. Ему не следовало этого делать…

В «Ключе и мече» мы дождались утра. Городские ворота открылись, но нас задержал пристав Гаттерн. Он стражник, что с него взять, мы по разные стороны судьбы, но человек он недурной.

— Что-то ты рано уезжаешь, — сказал он. — Просил два дня, а еще и суток не прошло. Кто это с тобой?

Ремина, хоть я и просил ее помалкивать, назвала себя. Женщине трудно удержать язык.

— Постой-ка! — обрадовался он. — Уж не тебя ли некий приезжий герцог пытался отобрать у Дорсети?

Я спешился, подошел к нему вплотную и сказал:

— У тебя есть выбор. Либо ты выслушаешь правду, либо я тебя убью. Решай скорее.

Гаттерн рассмеялся.

— Очевидно, я буду первым в истории приставом стражи, которому любопытство спасло жизнь.

Мы отошли чуть в сторонку, и я вкратце рассказал ему о гнусностях, творимых Дорсети. Он выслушал. Известие о смерти Сохо пришлось ему по душе.

— Жил, как таракан, и подох как таракан, — хмыкнул он. — Ладно, что с вами делать? За такую хорошую новость придется выпустить вас обоих.

Тут к нему подбежал запыхавшийся солдат и зашептал что-то на ухо. Пристав помрачнел. Отослав солдата, он сказал:

— Только что в доме Дорсети произошел взрыв. Дело вышло громкое. Что ты натворил, варвар! Но, раз уж я пообещал вас выпустить, уезжайте, да побыстрее. Однако помни: если в ближайшую зиму ты появишься в Галпаране, я тебя схвачу, даже если для этого придется угробить целый отряд стражи. Ты понял?

Я сказал, что понял, и мы уехали. Вот и все.

— А что стало с твоей сообщницей? — спросил герцог.

— Да что с ней станется? Это же Зонара! Она убедилась, что я был прав, обругала меня за это и удалилась. Правда, ее башмаки все еще лежали в кустах, когда мы покинули дом. Я повесил их на забор, на видное место…

Варвар с усилием задумался. Неожиданно у него испортилось настроение.

— Несмотря на то, что эта женщина — простолюдинка и воровка к тому же, я от души желаю ей удачи и надеюсь, что с ней все в порядке, — сказал Мироваль. — Мне, видишь ли, мой добрый варвар, так хорошо сейчас, что не будь я знатным человеком, плясал бы от счастья. Это счастье доставил мне ты…

— Я не твой варвар, — буркнул Конан. — Я — свой собственный варвар. Мило с твоей стороны, что ты пожалел простолюдинку и воровку. Конечно, Зонара взялась не за свое дело — ей бы любить мужчину да рожать детей. Но она понимала, на что идет, и была готова.

— Несмотря на это, ты сам жалеешь ее. Уж не влюблен ли ты? — улыбнулся герцог.

Конан помрачнел еще больше.

— Любовь могут позволить себе только те, у кого есть замок. Или хотя бы хижина.

— Не сердись. Лучше выпьем. Гизмунд, сколько у нас еще вина?

— Целый бурдюк, — отозвался оруженосец, облизывая жирные пальцы. — Эх, жаль, с нами нет нашего пса!

— На что он тебе? — Герцог насмешливо изобразил удивление.

— Дома я всегда вытираю об него руки после обеда, — важно отвечал Гизмунд.

— А? Каков! — усмехнулся Мироваль. — Хватит сидеть сиднем. Неси вино! О чем думаешь, господин вор? — спросил он у варвара.

— О том, куда мне теперь податься, — отвечал тот. — Не сидеть же в этом сарае всю жизнь.

— Наймись ко мне. Будешь начальником дружины.

— А с кем у тебя война?

— Ни с кем, — пожал плечами герцог. — И еще долго не будет никакой войны.

Конан широко зевнул, мотая головой.

— Такая жизнь не по мне, — сказал он. — Хорошая война меня бы здорово развлекла.

— Не понимаю, — сухо произнес герцог. — Война портит нравы, пожирает жизни, уничтожает плоды мирного труда. Чего же в ней такого хорошего?

— На свете войны шли, идут и будут идти! Хочешь ты этого или нет. Не мне судить, хорошо это или плохо. Я — воин, вором стал только со скуки и не занимаюсь этим постоянно. Умереть вором — малопочтенно. Хватит болтать, лучше выпьем.

Герцог пил вино из маленького медного чайничка с погнутым носиком. Гизмунд использовал в качестве чаши глубокую миску. В нее помещалось очень много вина, и скоро оруженосец отполз на четвереньках в угол, упал там и сначала шепотом, чтобы не потревожить спящую, пропел два куплета походной песни, а после вовсе захрапел.

— Мы останемся тут еще дня на два, — сообщил Мироваль. — Ремина должна прийти в себя. А когда уедешь ты?

Конан сообразил, что герцог в тактичной, цивилизованной форме пытается отделаться от него. Что ж, деньги он заплатил сполна, и больше их ничего не связывает.

— Прямо сейчас, — сказал он, заметив с удивлением, что язык худо его слушается.

Тем более, нужно проветриться, решил Конан, поднялся на ноги, но вдруг пол уплыл у него из-под ног. Варвар рухнул всей тяжестью своего мощного тела.

Ремина проснулась и приподнялась на своем ложе. А из соседней комнаты, темной и захламленной, вышел человек в сером форменном плаще и кожаной шапке с наушниками.

— А теперь, любезный пристав, объясни мне, в чем дело, — велел ему герцог. — А то я чувствую себя отравителем, что крайне неприятно.

— Конечно, я все объясню твоей светлости, — Гаттерн перешагнул через спящего варвара, потер руки над огнем очага и произнес: — Весть о том, что Зонара схвачена и завтрашним вечером будет казнена, донеслась бы до Конана в любой действующей таверне. Уж не знаю как, но подобные сведения распространяются молниеносно. Наш варвар — уж я-то его знаю — обязательно кинется ее спасать, и тогда я был бы обязан его арестовать. Я всегда держу слово. А теперь он проспит двое суток, не меньше. Сонное снадобье очень сильное. Когда он проснется, все будет позади.