Кристина Стайл - Предсказание

—　Соски-то у тебя разного цвета. Такие и были? Или что-то изменилось?

—　Не знаю, — 　прошептала Маев. — 　А что это значат?

—　Погоди. Не торопись. Не так это просто —　угадать, кто прячется в твоем чреве, — 　сурово ответила бабка и вновь принялась осматривать гостью.

Она положила обе ладони с длинными узловатыми пальцами на талию будущей матери, отошла от нее на расстояние вытянутой руки и задумалась, прикусив губу. Потом провела рукой по одному боку, удовлетворенно кивнула, затем по другому —　и удивленно подняла бровь.

Маев молчала, боясь задавать вопросы. А повитуха, как назло, все ходила и ходила вокруг нее, то поглаживая, то похлопывая, то прикладывая ухо к ее животу и с одной, и другой стороны. Наконец она еще раз потрогала упругие соски Маев и решительно заявила:

—　По всем признакам, которые мне известны, у тебя двойня. Мальчик и девочка,

Лицо молодой женщины озарилось счастьем.

—　Спасибо тебе, добрая бабушка! Я сделаю еще один подарок для тебя. Спасибо. Живи долго.

—　И тебе спасибо на добром слове, милая. Не надо мне больше подарков сейчас. Потом подаришь, когда я помогу твоим деткам выйти на свет. Главное —　не забудь позвать. Хотя тут близко —　всегда поспею.

—　Конечно, не забуду. А сейчас побегу, обрадую мужа и отца.

—　Беги, беги, милая. Они уж, наверное, заждались.

Торопясь донести до своих мужчин добрую весть, Маев поспешила домой. С раскрасневшимися от быстрой ходьбы щеками, запыхавшаяся, она влетела в кузницу и, стараясь перекричать стук молота, громко крикнула:

—　Ниун! Отец! У меня будет двойня! Мальчик и девочка!

Ниун медленно опустил молот, и на суровом лице расцвела блаженная улыбка, а старый кузнец уронил в чан с водой раскаленную поковку, которую держал щипцами, и воскликнул:

—　Я же говорил, что старость —　удивительная штука! И все же мудрость сопровождает ее чаще!

—　Что ты, отец, — 　возразила Маев. — 　Эта старая ведьма совершенно безумна. Она напугала меня до полусмерти.

—　Так откуда ты знаешь про двойню?

—　От повитухи.

—　Ну, она тоже давно уже не невеста, — 　пробормотал старик, но дочь, не слушая его, продолжала:

—　Ну да ладно, я побегу. Дел-то у меня теперь прибавится. Надо подумать о пеленках и одеяльцах для двоих детей!

Она радостно засмеялась и упорхнула.

—　Вот это славная весть, отец, — 　заговорил молчавший до этого Ниун.

—　Знаешь, сынок, — 　отозвался старик —　Ты, пожалуй, поработаешь тут без меня. Я уже стар, и проку от меня никакого. Но когда-то давно, еще мальчишкой, я ловко плел корзинки и вязал сети. Почему бы мне теперь не заняться колыбелью для внуков?

—　Как скажешь, отец.

—　Вот завтра и приступлю. Маев! Вот проказница, уже убежала.

Маев, едва сдерживаясь, чтобы не запрыгать на одной ножке от переполнявшего ее восторга, спешила к дому. Ей хотелось громко кричать о своем счастье, и поэтому, когда впереди показалась крупная, высокая женщина, тяжело ступавшая по земле, словно каменное изваяние, Маев тут же окликнула ее:

—　Твила! Погоди!

Женщина остановилась, поправила волосы, убрав со лба черную с проседью прядь, и поинтересовалась:

—　Что случилось, Маев? Ты сияешь так, словно сам Кром заказал твоему мужу меч.

—　У меня будут мальчик и девочка! — 　выпалила Маев.

—　Конечно, будут, — 　спокойно кивнула Твила. — 　Сначала девочка, потом мальчик. Или наоборот. — 　Она пристально взглянула на Маев. — 　Нет, не наоборот. Сначала девочка.

—　С чего это ты взяла? — 　забеспокоилась Маев. — 　Повитуха сказала, что будет двойня.

—　Повитуха? — фыркнула Твила. — Да, у нее чудесные руки, и нужные заклинания она знает назубок. Шесть детей приняла она у меня, и все роды были легкими. Но ни разу она не сумела правильно угадать, кто родится!

—　Чего же теперь делать? — 　сникла Маев. — 　Мне так хочется знать, кого я ношу под сердцем.

—　Тебя мутит по утрам?

—　Немного.

—　А соски в цвете изменились?

—　Кажется, только один.

—　Живот уже округлился?

—　Совсем чуть-чуть, почти нет.

—　У тебя будет девочка! Можешь не сомневаться, у меня самой их три.

—　Ты уверена, что девочка? И одна?

—　Если не веришь мне, пошли к Данге. У нее тоже шестеро.

Данга в отличие от Твилы была маленькой и очень изящной.

Если бы не мелкие морщинки возле глаз и губ, ее вполне можно было бы принять за девушку на выданье. Она внимательно выслушала обеих женщин и начала задавать вопросы:

—　Тебя мутит по утрам?

Маев кивнула.

—　Соски в цвете изменились?

—　Один.

—　Живот уже округлился?

—　Чуть-чуть.

—　Какие могут быть сомнения! — 　воскликнула Данга, — 　Конечно же, мальчик.

—　Мальчик? — 　в один голос переспросили Твила и Маев.

—　А кто же еще! И уж точно один. У меня-то три раза мальчики рождались. Уж я знаю.

Маев растерянно взглянула на Твилу, но та уже не обращала на нее никакого внимания. Уперев огромные, как у молотобойца, руки в бока не менее впечатляющих размеров, она свирепо глядела на Дангу и сердито сопела. Потом открыла рот, глубоко вздохнула и сказала, как топором махнула:

—　Девочка.

Данга сначала даже не поняла, в чем дело, но, смекнув, что подруга оспаривает ее мнение, подскочила к ней и, задрав голову, выпалила:

—　Мальчик!

Маев переводила полный изумления взгляд с одной на другую, но ссорившиеся женщины ее уже не видели. Еще миг —　и они вцепились друг другу в волосы.

—　Мальчик!

—　Девочка!

—　Дура!

—　Сама дура!

На крики сбежались соседи, но никто и не собирался разнимать дерущихся, все, наоборот, только подзадоривали их. Маев выбралась из толпы и понуро побрела домой.

Вечером она все рассказала своим мужчинам. Сначала оба огорчились, но, когда Маев дошла до драки Твилы и Данги, Ниун захохотал так, что даже слезы брызнули из его глаз. Его смех оказался настолько заразительным, что вскоре Маев с отцом присоединились к нему. Когда все немного успокоились, старик сказал:

—　Неподалеку от деревни, как вы знаете, живет колдун. Разное говорят о нем, но я за всю жизнь не встречал ни одного человека, которому он сделал бы зло. Попробуйте поговорить с ним. Если он, конечно, захочет. Маев вопросительно посмотрела на мужа. Тот кивнул:

—　Пойдем. Но не завтра. Я через несколько дней закончу заказ и двинемся.

Старый колдун, последняя надежда Маев и Ниуна, жил в глухом лесу и никогда не появлялся в окрестных деревнях, ибо всячески избегал общения с людьми. За долгие годы, которые он провел в своем, лесном жилище, он отвык от людей и очень не любил, когда кто-то нарушал его одиночество. Жизнь его была трудной и бесконечно длинной. Если бы его спросили, когда, он родился, старый Покран не ответил бы на этот вопрос: просто потому, что не помнил.