Джеральд Старк - Заложники Рока

Однако, чем ближе к концу коронационной речи, тем больший смутный страх, неясная тревога охватывали самозваного князя. Брось, убеждал себя Блейри, ерунда, всего лишь ритуал, старая легенда, не более! Но ведь тройная клятва священна, ей внемлют сами лесные духи-покровители… и что там такое бормочет Лайвел негромким размеренным речитативом, так похожим на заклинание – на месте ли Раона, правильно ли проходит ритуал? Чтобы успокоиться, он начал вспоминать, как за минувшие несколько дней в ожидании церемонии много раз примерял на себя Венец. Блеск золота и синяя сапфировая звезда великолепно смотрелись в его густых, волнистых, черных как смоль волосах, а металлический холодок на лбу и ровная тяжесть короны стали за это время привычными и вселяли спокойствие…

…однако спустя несколько невыносимо долгих мгновений, когда иссохшие и напоминающие когтистые лапы мертвой птицы руки Лайвела наконец-то возложили корону Рабиров на почтительно склоненную голову нового Владыки, тонкий драгоценный обруч вдруг показался Блейри слишком давящим для столь изящной вещицы.

Беззвучная молния полыхнула в ночном небе, холодный ветер рванулся в темной листве – и прежний Блейри да Греттайро перестал существовать. Его мелкие суеверия, сомнения и страхи, мечты о безграничной власти и великой силе, помыслы о мести и планы создания новой династии разом исчезли. Вместо них пришла звенящая пустота в груди и в мыслях – и холодное знание, беспощадная сила, подобные отточенному мечу, что создан для убийства.

«…Ты не понимаешь! То, что вы задумали – безумие! Послушай: Венец очищает, Вместилище заполняет заново; Венец дает силу, Анум Недиль дает мудрость. Они немыслимы порознь! Если самозванец попытается прибегнуть к магии Анум Недиля, его ждет смерть. Если совершить то, чего вы добиваетесь, провести ритуал с одним лишь Лесным Венцом – он сам станет смертью! В твоих силах заставить меня, проклятая стрегия, – но, во имя всего святого, откажись, опомнись, пока еще не поздно!» – умолял из последних сил Лайвел, прикрученный к топчану в узком тупике Двергских Штолен, чувствуя, как с каждым мгновением истаивает его воля под напором чужой отвратительной магии. Но, кроме Раоны, никто не слышал его слов. А Стрегия из Льерри сочла, что старик бредит.

– Поднимись с колен, потомок славного рода да Греттайро! – голос Хранителя налился прежней звонкой повелительной силой, и по напряженно внимающей толпе пробежал одобрительный ропот – хотя позже некоторые уверяли, что расслышали в этом голосе плохо скрытую насмешку. – Клятвы принесены, Слово сказано, и услышали те, кому дано было услышать! Ныне возложил я Венец на твое чело, и с ним судьбу Забытых Лесов вложил в десницу твою – да будут лесные божества милостивы к тебе! Будь же нам светом во тьме, и судией в споре, будь щитом в нежданной напасти и карающим мечом для преступивших Законы Лесных Хранителей! Поднимись с колен, новый князь Забытых Лесов, и приветствуй свой народ!

Церемония завершилась. Темное, доселе почти безмолвное море голов на соборной площади Малийли разразилось приветственными кличами. Кое-где над толпой взметнулись руки, сжимающие оружие.

Раона стояла в густой тени у подножия Камня Первого Владыки, озадаченно хмурясь, словно уловив в происходящем некую ошибку. Поразмыслить толком девице Авинсаль не удалось. Время уходило, о чем осторожно напомнил один из эскорта верных поклонников и исполнителей поручений Раоны. Предстояло обрушить на головы собравшихся еще парочку тщательно подготовленных чудес и откровений, и она просто не имела права стоять, бесцельно вертя в руках так славно послужившую тряпичную куклу.

И кто бы мог подумать, что сие незамысловатое чародейство, с помощью коего деревенские ведьмы безуспешно стараются навести порчу, окажется столь действенным? Никогда раньше, даже во время недоброй памяти обучения в «Сломанном мече», ей не удавалось добиться ничего подобного. Может, исчезновение Проклятия разбудило в ней, Раоне Авинсаль, какие-то новые способности?

– Уведите старика, – негромко приказал Хеллиду черноволосый красавец-князь, поднимаясь на ноги.

– Блейри, а что с ним делать… – заикнулся Хеллид. Лесной Князь чуть повернул голову, бросив на него один-единственный взгляд – от этого взгляда гуля пробрал мгновенный озноб. Звездчатый сапфир короны сверкнул острым синим бликом, и таким же ледяным жутковатым отблеском сверкнули глаза нового Владыки.

Это не Блейри, подумал Хеллид, поспешно попятившись прочь.

Это… нечто иное. Большее. Опасное. Надо потом узнать у Раоны – ритуал коронации всегда оборачивается такими последствиями? Или дня через два-три жутковатое впечатление сгинет, а Блейри станет таким же, как был? Жаль, не осталось никого, кто помнил бы прежнюю церемонию, когда Венец перешел к Драго… Неужели старый Князь тоже какое-то время напоминал сошедшего на землю демона во плоти?

Сыгравшего свою роль и ненужного более Хранителя Венца увели. Украдкой растворилась в темноте Стрегия из Льерри, прихватив своих подручных. Хеллид отправился вслед за ними – удостовериться, что задуманное действо пройдет как по маслу. Блейри справится и без их помощи. Ему надлежит обратиться к жителям Забытых Лесов со своим первым словом, а уж речи да Греттайро произносить мастер.

«Как бы мы не поторопились, – осторожная, боязливая мысль настигла Хеллида на самой окраине площади, где жадно внимающая толпа была не такой густой. – Рабиры объединились бы против захватчиков и без этой сверкающей побрякушки. Но попробуй, переупрямь Блейри и Раону… Заладили на два голоса: коронация да коронация! Чует мое сердце, хлебнем мы горя с этим Венцом…»

Блейри да Греттайро еще несколько мгновений помолчал, обводя взглядом лица своих почтительно примолкших подданных и едва заметно покачиваясь с пятки на носок. Его крупная, гибкая фигура, подсвеченная красноватым факельным заревом, возвышалась на вершине Камня Первого Владыки подобно гранитной статуе. Сапфир в короне сиял собственным пронзительным светом, лицо Князя, более бледное, чем обычно, казалось незыблемо спокойным, и любой, на кого падал взгляд непроницаемо черных глаз, вздрагивал и склонялся перед их неожиданной, неодолимой властью. Лайвел не солгал, Венец Рабиров действительно давал своему владельцу силу – силу подчинять умы и сердца, и в Ночь Цветущего Папоротника на соборной площади Малийли явилось воплощение этой силы.

Лесной Князь наконец заговорил в совершенной тишине, воцарившейся над площадью. Даже голос его стал иным – более низким, чем некогда был у Блейри да Греттайро, завораживающим, исполненным мощи и непоколебимой уверенности. С легкостью достигая самых дальних слушателей, этот голос проникал в каждое сердце, убеждал, приказывал, повелевал и вел за собой. Блейри говорил о простых и понятных вещах, но каждое его слово казалось единственно верным, отчеканенным в бронзе, огненной печатью врезавшимся в самую душу любого из стоявших на площади городка. Немногие обратили внимание на некую странность – на следующий день никто не мог в точности вспомнить или пересказать речь Князя. Запоминались не слова, но вызванные голосом да Греттайро ощущения могущества и собственной правоты. Впечатлительные девицы украдкой всхлипывали – женщин Рабиров всегда отличала излишняя восторженность.