Роланд Грин - Конан и Живой ветер

— Тебе не нужно было доходить до того, что мне пришлось тащить тебя до берега! У некоторых женщин ума столько, сколько боги дают мухе!

Не хватило сил даже подумать о том, чтобы кастрировать его, а тем более чтобы кусаться или лягаться — надо было подумать о достоинстве победителя.

Мысли о достоинстве также предохранили от того, чтобы упасть без чувств, какой бы заманчивой ни казалась эта идея. Вместо этого она протянула руку за другой тыквой и на этот раз вылила воду на себя.

Вобеку вошел в хижину Аондо осторожно, держа руки перед собой и оставив оружие у двери. Аондо и в лучшее время был вспыльчив, а сейчас время было далеко не таким. Рабыня вскочила и побежала в угол хижины при виде Вобеку. По пути она сделала знак против сглаза.

Аондо непринужденно привстал и протянул руку к девушке. Она завизжала от неподдельного ужаса, когда массивная рука охватила щиколотку. Девушка не посмела сопротивляться, однако, когда Аондо подтянул ее к себе и положил поперек колен.

— У Вобеку нет злого глаза. Повтори десять раз.

— У Вобеку нет... ой-ой-ой!

Ладонь Аондо с силой шлепнула девушку по заду. Она снова завизжала и попыталась вырваться.

Вобеку поднял глаза к прокопченной тени под потолком хижины. Не его дело, как Аондо обращается с женщиной. Однако у него не много времени, даже если заключительная часть дуэли между Аондо и Конаном Без племени отложена до завтра.

Девушка терла одной рукой зад, а другой глаза, когда Аондо отпустил ее. Она уползла в дальний угол хижины и сжалась там в комок. Вобеку не стал тратить на нее свое сочувствие. Если бы она видела хотя бы нескольких из тех женщин, что вызвали недовольство огромного воина, она назвала бы себя счастливой.

— Она должна уйти, — сказал Вобеку.

— Да кто ты такой... — начал рычать Аондо. Затем нахмурился. — А, только наружу?

— Да. Думаешь, я дурак, чтобы встревать в отношения между тобой и твоими женщинами?

— Ты не можешь знать столько, сколько знаешь, будучи дураком. — Аондо обратился к девушке: — Иди. Я пришлю Вобеку, чтобы позвать тебя.

Девушке явно не понравилась такая перспектива. Вобеку самому едва ли понравилось, что этот придурок посчитал, что он должен передавать его сообщения через этого переросшего младенца, которому боги дали силу двоих человек, а голову набили лишь наполовину. Как и девка, он, однако, послушается, но из-за надежды добиться выгоды, а не от страха.

— Аондо, — сказал Вобеку, когда оба воина остались одни, — сегодня ты был опозорен.

— Ты смеешь...

— Я смею повторить то, что все будут говорить до завтрашнего заката.

— Кому какое дело, что там говорят до заката? После восхода ни один против меня ничего не скажет. Они будут заняты сожжением колдуна Конана.

— Ты уверен в себе.

— Я — Аондо.

— То, что ты Аондо, не сделало тебя быстрее, чем женщина Валерия.

— Я знаю, как обуздать любую женщину.

Это было правдой. Аондо знал, как обуздать любую женщину так, чтобы она больше не двигалась, разве только когда родственники несли ее к месту сожжения.

— Я знаю, как обуздать любого мужчину. Более того, мужчину, который завтра вечером будет танцевать с тобой на барабане.

— Мне не нужна такая помощь.

— Кто сказал о помощи? Ты Аондо, который может побеждать без помощи. Я же предлагаю дружбу.

— Чтобы ты был чьим-нибудь другом? Я расскажу всем Ичирибу, что ты обещал дружбу. Они будут хохотать, пока не задохнутся.

Вобеку разозлился, и руки его сжались в кулаки. Большего гнева он не осмелился показать перед Аондо. Он действительно почти всегда был один, и мало кто подумает о мести, если Аондо прикончит его здесь.

— Если слово «дружба» звучит для тебя подозрительно, назови это сделкой, услугой за услугу.

— Я не отдам Валерию.

— А кто хочет просить могучего Аондо отказаться от возможности отомстить? — Вобеку принял самое невинное выражение лица. — Ей не будет вреда, я клянусь. Но и без вреда для нее я могу сделать твою победу еще более уверенной.

— Предположим, ты окажешь эту услугу? — спросил Аондо. — Что я для тебя сделаю?

Вобеку хотелось плясать от радости. Трезубец сидел прочно. Теперь потянуть за веревку и вытянуть свою рыбу-льва!

— Среди Ичирибу есть многие, кто говорит с тобой, но не со мной.

Вобеку не добавил, что многие говорят не столько с Аондо, сколько в его присутствии, думая, что неуклюжий воин слишком глуп, чтобы запомнить их слова. Тем не менее Аондо был полезен как еще одна пара глаз и ушей.

— Это так.

— Правда и то, что мне иногда нужно знать о том, о чем люди при мне не говорят. Я скажу тебе, когда возникнет такая ситуация. Ты будешь смотреть и слушать и передавать мне то, что увидишь и услышишь.

— Кто еще будет знать то, что я тебе скажу?

— Лишь боги.

— Но не Добанпу?

— Говорящий с духами — никогда, и никто из его родственников!

И это тоже было правдой. Аондо услышал с таким явным облегчением, что Вобеку не шпионит в пользу Добанпу, что Вобеку понял — толстяк не будет думать дальше. Скорее луна превратится в кашу из сорго, чем Аондо поинтересуется, не может ли Вобеку шпионить в пользу Кваньи.

— Боги! Лучше болтаться на дыбе, чем терпеть это!

Эмвайя издавала успокаивающие звуки, в то время как Мокосса втирала масло в члены Валерии, которые сводило от боли. Конан рассмеялся. Валерия бросила гневный взгляд:

— Завтра вечером в это время тебе будет не до смеха, киммериец. Аондо заставит тебя поплясать.

— Не больше, чем я захочу, могу поспорить...

— На что?

— А на что ты споришь, женщина?

На этот раз гневный голос Валерии сменился хохотом:

— Я знаю, на что ты хочешь, чтобы я поспорила, Конан.

— Тебя Эмвайя научила слышать мысли?

— Конан, некоторые твои мысли создают такой шум, что и ребенок услышит, а я уже вышла из этого возраста!

— Действительно, вышла, — произнес Конан, пробегая взглядом по обнаженным формам Валерии. Хотя она и говорит, что каждый ее мускул болит, будто ее терзают на дыбе, это никак не заметно на чистой коже.

— Жаль, что ты не можешь вместо меня станцевать на барабане, — продолжал он. — Ты танцуешь лучше меня, а в такой одежде, как сейчас, ты помутишь разум человеку и получше Аондо.

— Я уже так и сделала, — ответила Валерия. — Или ты на самом деле забыл, что танец на барабане у этого народа — только мужской ритуал? Они не воспримут мой танец как шутку, я уверена.

Конан грубо отозвался о том, куда Ичирибу могут засунуть все, что им не нравится. Эмвайя, казалось, поняла интонацию, если и не смысл. Она подняла брови, но не смогла удержать смеха.

Наконец Валерия — скользкая, как угорь, умащенная благовонным маслом — погрузилась на своем матрасе в полусон. Женщины Ичирибу удалились; Конан сел рядом с Валерией и положил руку ей на волосы.