Тимур Рымжанов - Хромой странник

Я протянул Гавриле деревянную плошку и сказал:

– Вели жене со двора полную плошку снега принести.

– Маланья! – тут же встрепенулся отец Алешки. – Делай, что Аред велит – неси снега, да побыстрей!

Когда заплаканная и перепуганная женщина выбежала за дверь, Гаврила пояснил:

– Не жена она мне, сестра моя. Жена как Алешку родила, так и забрали ее предки.

– Соболезную. Понятно тогда, что ты за сына так печешься. После смерти жены, небось, у себя в деревне тоже не на добром счету?

– Народ всякое говорил, да что их слушать. Если б не бабка Авдотья…

Женщина принесла снег, я набрал немного в лоскут из остатков хлопковой джинсы и положил мальчишке на лоб.

Холодный компресс менять приходилось часто. Примерно через час я повторил процедуру с толчеными семенами и медом, малиновой настойки на этот раз не пожалел, плеснул побольше. К утру температура совсем спала, и я, оставив Алешку на попечение тетки, стал готовить отвар пармелии. Лекарство было очень горькое, но его нельзя было чем-то разбавлять. Довольно сильный антибиотик, хотя на вид обыкновенный лишайник. Не раз проверенное средство, особенно в тех случаях, когда на современные антибиотики у человека была сильная аллергическая реакция.

К вечеру вернулся отец мальчика, совершенно вымотанный, еще более грязный и растрепанный, но с огромной крынкой молока.

Всего три дня понадобилось, чтобы мальчишка стал чувствовать себя намного лучше и кризис прошел. Маланья, сестра Гаврилы, немного освоилась и с моего разрешения прибрала в доме. Сам Гаврила был готов делать по дому все что угодно, лишь бы я продолжал выхаживать его сына. Отвар пармелии, ягоды можжевельника, заваренные в молоке, крепкий мясной бульон, гречневая каша на молоке – вот и все, что я мог предложить. Иммунитет у парня оказался крепким, так что поправлялся он быстро. За всю неделю, что эти люди гостили у меня, было как-то очень уютно и спокойно. Они уже не испытывали того первобытного страха перед неизвестностью, как в ту первую ночь, привыкли, узнали меня поближе. Маланья делала все по дому. Гаврил привез припасов: репы, пшена, трех кур и петуха, крынку сметаны, муки, масла. Я уж и забыл вкус таких продуктов.

Алешка оказался очень сообразительным и любопытным мальчишкой. Заставить его лежать на полатях, соблюдать постельный режим было совершенно невозможно. Он изучил все те безделушки, что успели накопиться в доме, с интересом рассматривал мои инструменты и приспособления. Спрашивал обо всем, о чем только мог. Благо что у меня хватило ума не пудрить ему мозги и не рассказывать о том, что земля на самом деле круглая, а звезды в небе – это не драгоценные камни и не дырки, а далекие галактики и планеты, такие же солнца, какое встает каждый день над этой дикой землей. Забавно, но все трое ни разу не спросили, что за каракули и рисунки «украшают» мое жилище, сочтя, видимо, это необходимой атрибутикой Ареда-злыдня.

Они уехали на восьмой день. Долго раскланивались, не находя слов благодарности. В доме без них стало пусто и уныло. Вроде малознакомые люди, а все равно хоть какое-то, но общество. В их присутствии не было этой смертной тоски, что сжигала изнутри, как кислота. Люди, рискнувшие пойти поперек слухов, недоброй молвы, отдать в лапы «злыдню» свое единственное чадо. Я радовался, что смог помочь этому человеку. Мне нужно было изменить существующее мнение о себе, перебить, исправить. Не могло больше продолжаться так, что меня принимают за злого Ареда. Но это будет очень непросто. Дурную славу заработать несложно, куда сложней потом обелить себя, реабилитировать.

Столько месяцев я уже прожил здесь, столько событий пережил, столько нового узнал, а все равно не смог до конца разобраться в мелочах. И вроде выгляжу теперь так же, как все. Такой же обросший, бородатый, косматый. И одежду хоть и сделал по собственному усмотрению, но из тех материалов, что здесь приняты. Только собственный, по здешним меркам, огромный рост уменьшить я никак не в силах, но это вовсе не повод, чтобы считать меня чужаком, изгоем и позволять себе прилюдно бросать мне под ноги волчьи шкуры, обвиняя бог знает в чем, проклиная самыми последними словами.

В этом неизведанном для современного человека мире я только одним своим присутствием нарушаю устои. Уродись обычный крестьянин такого же роста и физической силы, как я, то это не изменило бы к нему отношения. А я был иной, чужой. Все во мне было не так – и манеры, и речь, и мысли, и поступки. Гаврила, даже поковки мои разглядывая, все дивился, говорил, что ничего подобного раньше не видел. Разумеется, не видел. Как раз перед его приходом я закончил работать над мечом. Отличный меч, из очень удачной стали, легкий, проворный, великолепно сбалансированный, с очень удобной рукояткой и перекрестьем. Я не поленился и нанес на широкую часть лезвия сложную орнаментальную гравировку, золотую насечку. Всем клинок удался, вот только появился лет на четыреста раньше положенного ему срока, как и я сам, свалившийся с неба в мир прародителей неблагодарный потомок.

Запасы очень быстро кончались. Заканчивались продукты: крупы, мед, травы, которые я заваривал вместо чая. Заканчивались также железо и уголь. На все не хватало ни сил, ни времени.

Зато по дому разгуливал с деловым видом роскошный петух, привезенный Гаврилой. Рука не поднималась его зарезать. Гаврил порывался открутить ему башку в тот же день, когда принес, но я не дал. Даже когда съели куриц, петух был неприкасаем. Один взгляд на него вселял в меня необъяснимый оптимизм. Даже его бодрые вопли по утрам и вечерам не раздражали, а скорее умиротворяли.

Я не забывал и о той странной вещице, таинственном камертоне, который выбросил меня в это время. Пытался разгадать символы, начертанные на нем, ставил в мастерской то ближе к наковальне, то дальше. Пытался вспомнить, на каком расстоянии от горна находился верстак в моей прежней кузнице. Но все тщетно. Чертов камертон совершенно не реагировал на любые манипуляции. Самые неутешительные прогнозы и опасения подтверждались на практике. Прибор, или что бы это ни было, не «фурычил».

Последняя уловка, которую я еще не пробовал применить, это удар молнии. Почему-то мне казалось, что молния должна заставить чертову железяку хоть как-то отозваться. Вся проблема заключалась в том, что в апреле гроз и молний не бывает. Но подготовиться к этому событию было нужно. Из последнего низкосортного железа, оставшегося у меня, я вытянул длинную проволоку и закрепил ее на высокой сосне, что росла прямо возле мастерской. Такой громоотвод должен был обеспечить достаточное количество энергии для таинственной «машины времени», чтобы та наконец заработала! Если уж и этой энергии будет недостаточно, я даже не могу себе представить, как еще изгаляться над этой закорючкой. Откровенная самодеятельность, сплошные импровизации. Но умней ничего придумать не получалось.