Эндрю Оффут - Меч Скелоса

— Ты знаешь путь к рынку, — сказал замбулиец.

— Да. Мы доедем с нашими друзьями до дворца, а оттуда поедем на рынок.

— Шанки Хаджимен, сын хана, — верблюды не допускаются на Королевскую Дорогу! И ко дворцу может приблизиться не более двадцати всадников одновременно.

Хаджимен бесстрастно глядел на него с высоты своего дромадера. Молчание охватило их, как туман, и вместе с ним возрастало напряжение.

— Префект, — сказал Конан, и Иабиз, которому опять стало очень не по себе, оглянулся на него. — Лучше забудем на сегодня про одно правило и слегка подправим другое. Нас тринадцать. Ты поступишь мудро, если ты и шестеро твоих людей поскачете вместе с нами, в то время, как остальной твой отряд поспешит вперед, или последует за нами и с подобающим отрывом, или поедете по другой дороге.

— Никому это не понравится…

— И мне в том числе, — заверил Конан беднягу. — Но я всего лишь предложил решение этой проблемы. Оно спасет твое лицо и покажет, что у тебя есть кое-какие чувства. Попытка решить проблему как-то по-другому может поставить под угрозу отношения между шанки и Замбулой.

Носатый префект оглянулся по сторонам. Его губы беззвучно шевельнулись, и теперь он, казалось, чувствовал себя не только обеспокоенным, но и попросту несчастным. Наконец он кивнул и приказал своему помощнику отобрать дюжину людей и следовать за ними, шагом, после того, как весь отряд во главе с ним, Иабизом, свернет на Королевскую Дорогу, пересекавшую их путь чуть дальше.

Вот так воровка Испарана вернулась в Замбулу — город садов, и тутовых рощ, и зданий, увенчанных куполами, и алых башен, — вернулась в окружении эскорта, привлекающего к себе столько же взглядов, что и королевский кортеж.

Вот так Конан впервые вступил в Замбулу: в шароварах, белой каффии и в развевающемся халате шанки, надетом поверх кольчуги; сопровождаемый солдатами в шлемах и воинами шанки на верблюдах; направляя свою лошадь шагом по Королевской Дороге к похожему на луковицу куполу дворца одного из верховных сатрапов Турана, который никогда о нем не слышал. И ни один из глазеющих на него горожан не мог догадаться, кем был этот явно важный человек, который был настолько высок ростом, что его ноги свисали с коня так же, как у других людей, когда они сидят верхом на пони.

Префект Иабиз, по-прежнему создавая видимость, что он тут главный, ехал с торжественным, бесстрастным видом впереди всех. Его взгляд был устремлен вперед, а левая рука картинно лежала на бедре.

Позади этой странной процессии мерно шагали шестнадцать лошадей без всадников: четыре вьючных животных Конана и Испараны, тюки на которых теперь значительно уменьшились в объеме, и обученные для езды в пустыне лошади, захваченные у иоггитских разбойников. Ахимен-хан выбрал себе двух лошадей из Конановых пяти, и одного коня Конан подарил Хаджимену, так что теперь только два животных были собственностью киммерийца. Он не заикнулся Испаране о том, что он считал своей собственностью и бывших скакунов Сарида и Хассека.

Едущая рядом с ним Испарана меньше всего была похожа на замбулийскую женщину. У них, как заметил Конан, были не так сильно обведены глаза, а губы, если и были накрашены, имели красный или пурпурно-розовый оттенок. И еще он увидел, что эти женщины не имели обыкновения носить много одежды, к несчастью для обладательниц отвислых, трясущихся животов.

Дворец, приближаясь, становился все выше. Он вырастал среди беспорядочного нагромождения пристроек из серого и белого камня, отделанных по фасадам выкрашенными в желтый цвет колоннами; широкий пролет ступеней песчаного цвета был увенчан прорезанной бойницами оборонительной стеной и вел к высокой резной двери. За стеной возвышался сам дворец — многочисленные башни, стены из раскрошенных глиняных кирпичей и огромный темный купол, подобный гигантской луковице, только что вытащенной из земли. Придворные и чиновники, в шароварах и мантиях, туниках и кафтанах, спешащие по своим разнообразным делам, останавливались и глазели на приближающуюся массу людей.

Верблюды на Королевской Дороге! Этот гигант со своей накрашенной женщиной в шанкийской одежде должен быть поистине важной персоной!

У подножия широких дворцовых ступеней Конан повернулся к Хаджимену.

— Хорошо ли торгуются шанки? Хаджимен позволил своим губам растянуться в улыбке и на мгновение показать зубы.

— Шанки торгуются лучше, чем замбулийцы!

— Хорошо, — отозвался Конан, — поскольку мы в Замбуле. Так что обменяй всех моих шестерых лошадей вместе со своими — на жемчуг, или ожерелья из замбулийских монет, или что-нибудь подобное, что будет легко нести. И мечи в тюке у этого гнедого обменяй тоже.

— Для нас будет удовольствием и честью совершить обмен для Конана из Киммерии.

— Пусть сын хана назовет место, где мы встретимся через несколько часов. Скажем, на закате.

— Шанки будут у верблюжьих загонов в квартале, называемом Бронзовым, — или там будет кто-нибудь, кто встретит и проведет Конана.

Киммериец кивнул и спешился. Замбулийцы в богатых одеждах, стоящие на верхней площадке лестницы, наблюдали за ним. Конан обошел вокруг своей лошади и протянул руки, чтобы помочь Испаране. После минутного колебания ее лицо разгладилось. Она с улыбкой позволила снять себя с лошади, словно была знатной дамой. Поскольку она была представительницей своего хана, Конан решил проявить доброту; он позволит ей похвастаться своими знаниями перед своим нанимателем. Когда ее ноги коснулись земли, он задержал ее на достаточное время, чтобы пробормотать, пряча губы в ее волосах:

— Я ношу амулет под своей одеждой. Ты можешь сказать ему это.

— Но ты… когда ты успел спрятать его там? Она отступила назад, совсем чуть-чуть, и нахмурилась, пытаясь понять, верить ему или нет.

— Несколько месяцев назад, в Аренджуне.

— Но…

— Но ты не нашла его, когда обыскивала меня в нашем шанкийском шатре несколько ночей назад! — сказал он, сдержанно улыбаясь. — Он был там. Я повесил его себе на шею через день после того, как убил Хисарр Зула и сжег его дом.

— Но… нет! Ты хочешь сказать, что эта уродливая… штуковина?

Конан благодушно улыбнулся.

Без сомнения, некоторые из открыто любопытствующих наблюдателей спрашивали себя, почему женщина с черными губами, одетая в белое шанкийское платье поверх красного шанкийского сирваля, сыплет проклятиями, поднимаясь рядом с Конаном по ступеням дворца.

Вопрос, заданный Конаном стоящему рядом с ним человеку, был небрежным:

— Кто-нибудь позаботится о наших лошадях, не так ли?

— Да, — сказал Иабиз и повернулся, чтобы отдать соответствующий приказ. Потом он заторопился вслед за Конаном и Испараной, которые продолжали идти, не останавливаясь.