Эндрю Оффут - Меч Скелоса

— Слишком плохо, — пробормотал киммериец. — Было бы приятно испробовать на тебе твои собственные штучки, жирная свинья!

— Прекрати… разговаривать с покойником, — с некоторым трудом выговорила связанная женщина, пытаясь освободиться, — и разрежь на мне веревки. Я достаточно долго ждала тебя, ты, ворующий верблюдов кимрийский пес-варвар с куриными мозгами.

— Киммерийский, черт возьми, киммерийский, — отозвался Конан, разрезая веревки и восхищаясь про себя ее мужеством. Ей пришлось кое-что вытерпеть, и ничто из этого не было приятным. — У тебя довольно-таки ужасный вид, Спарана, любовь моя, — хотя я клянусь, что даже покрытая рубцами и грязью и с этим клеймом на теле ты все равно лучше выглядишь обнаженная, чем десять любых других женщин.

Она неуверенно села, морщась и растирая ободранные веревкой запястья.

— У этой толстой свиньи там, около подстилки, есть немного мяса и вина,

— сказала она. — Как мило ты разговариваешь, возлюбленный, с бедной, нежной и невинной девушкой, которую ты оставил в таверне Актеровым свиньям и псам. О-о… Конан… прости, но, по-моему, я сейчас потеряю сознание.

— У нас нет на это времени, Спарана. И вообще, это у тебя просто кровь отхлынула от головы, — как давно ты не стояла на ногах?

Он принес вино, встряхивая кувшин и улыбаясь плещущим звукам, и дал ей сделать первый долгий глоток, а потом помог ей встать на ноги, и внезапно она неистово сжала его в объятиях.

— Ох , — вырвалось у нее тут же, и она отшатнулась.

— Я понимаю твою благодарность и неумирающую любовь, Спарана, но я бы ни за что не стал обнимать человека, одетого в кольчугу.

Она подняла глаза и взглянула на него исподлобья.

— Ты действительно варварская свинья с мелкой душонкой, Конан. Ты знаешь об этом?

Его лицо напряглось. Все это ни к чему не вело; может быть, лишь слегка снимало напряжение; однако время не стояло на месте, а кроме того, ее голос начинал звучать слишком уж серьезно.

— Возможно, моя милая дама из Замбулы, но я только что убил Зафру, троих Шипов Хана и весящего несколько сот фунтов палача, чтобы прийти и вытащить тебя отсюда.

— О-о… о, Конан, — сказала она, сжимая его предплечья — липкие от чужой крови, — и опуская взгляд. — Не нужно ни с того ни с сего обращаться со мной так серьезно; ты знаешь, что я благодарна тебе и что я люблю тебя.

Он ничего не ответил, и через мгновение она взглянула на него блестящими глазами.

— Зафру?!

— Да. Его собственным мечом — вот он. Я расскажу тебе об этом как-нибудь в другой раз. Ты готова снова стать женщиной-воином, Спарана?

— Нагишом?

— У мастера пыток очаровательная, мягкая и душистая подстилка… Похоже, она состоит из одежд и других женщин, кроме тебя. Хотя я. узнал то красивое красное воздушное платье, которое было на тебе в ту ночь, когда они пришли за тобой.

— Уф… Я бы предпочла не носить то, на чем он спал… — она оглянулась вокруг. — Однако, похоже, у меня нет выбора. Только бы у этой мрази не было вшей, — она скрылась нагишом в полумраке в той стороне темницы, где раньше спал Балтай. — Я не могу описать тебе, Конан, как я рада тому, что ты сказал насчет Зафры, — и как мне жаль что ты подарил этой свинье Балтаю такую быструю смерть. Знаешь, они сделали гораздо больше, чем просто попользовались мной.

Конан кивнул. Он знал, что «просто попользовались» означало бы несравненно больше для другой женщины — или девушки, которой Испарана не была. Возможно, ей удалось получить от этого хоть какое-то удовольствие. Он надеялся на это. Он был рад, что он мужчина и что ему никогда не придется говорить о том, что им вот так «просто попользовались».

— Ты воин, Испарана, — негромко сказал он.

— Ты внезапно заговорил так церемонно.

— Ты произвела на меня впечатление, — ответил Конан. — А как бы ты отнеслась к окровавленной кольчуге?

— Хорошая идея, — отозвалась она, одеваясь. — Ты не мог бы немного вытереть ее его туникой или еще чем-нибудь?

Конан как раз снял тунику с более молодого покойника с искалеченной рукой и сломанной шеей, когда боковое зрение сообщило ему о каком-то движении высоко наверху. Он поднял глаза и узнал Фаруза, одного из телохранителей Актер-хана. Плотный, средних лет стражник улыбнулся ему сверху вниз.

— Прекрасно. Я в любом случае всегда чувствовал отвращение к этому подонку Балтаю.

Конан, опускаясь на корточки, обхватил ладонью рукоять лежащего рядом меча и мрачно уставился на Фаруза, который стоял у самой двери. Стражник успел бы выскочить за дверь и запереть ее за собой гораздо раньше, чем Конан смог бы добраться до него.

— Хорошее место для тебя, варвар. Я просто закрою эту дверь, пока мой господин Хан не решит, что он пожелает сделать с вами обоими!

Конан вытащил меч.

— Иог бы тебя побрал, Фаруз, надо же было тебе прийти именно сейчас! Ты уверен, что не готов поменять хозяина?

— Вряд ли. Обо мне хорошо заботятся, Конан. Увидимся с вами обоими позже — и нас будет несколько.

Необъяснимым образом едва заметная улыбка приподняла уголки губ киммерийца. Он направил меч на человека, стоящего в двадцати футах над ним, пробормотал: «Убей его», и разжал руку.

Меч Зафры упал на дно темницы.

Фаруз расхохотался.

— Ага, я так и думал, что это… Значит, для варвара это не работает, а, варвар?

— Черт! — рявкнул Конан. — Этот пес Зафра… заклятие работало только для него! Это просто меч!

Когда он опускался на корточки, чтобы поднять меч, из полумрака в неосвещенном углу темницы, крадучись, высунулась изящная рука и подобрала кинжал Балтая. Конан подхватил меч Зафры и в отчаянии швырнул его вверх в тот самый момент, когда Фаруз начал отступать за дверь. Клинок со звоном отлетел от каменной стены. Фаруз рассмеялся и насмешливо помахал рукой в знак прощания — и кинжал, брошенный Испараной, доказал, что для оружия, летящего снизу, кожаная пола туники стражника не была достаточно длинной. Кинжал Балтая вонзился в пах Фаруза, и тот, хрипя и давясь блевотиной, с огромными, остекленевшими в агонии глазами, опрокинулся на спину.

Конан резко повернулся к Испаране. Она вышла на свет в наряде, который был смехотворно разношерстным даже для этой камеры.

— Я не знал, что ты можешь бросить нож таким манером дважды!

— К счастью для тебя, могу. Много раз я с удовольствием бросила бы кинжал в тебя, мой дорогой, если бы только у меня была такая возможность. Я не сделала этого — опять же к счастью для тебя.

Они с наслаждением обгрызали мясо с большой жирной кости.

Конан смотрел на нее, припоминая все те разы, когда она легко могла убить его — в то время, когда ей еще этого хотелось, — если бы у нее был кинжал, уравновешенный для метания. Эта спокойно жующая женщина убивала с душевной непринужденностью и самоуверенностью киммерийца!