Джон Норман - Бродяга Гора

В конце концов я пришел к решению: истина должна быть установлена опытным путем. Пусть этот опыт и будет жестоким.

Я развязал Беверли руки, ожидая, что сейчас она отпрянет и попытается хотя бы отползти к стене, где съежится от ужаса.

Однако женщина осталась на коленях. Более того, голова ее склонилась ниже, и я почувствовал, как она припала губами к моим ногам.

Мисс Беверли Хендерсон целовала мне ноги!

— Прости, господин, если я чем-то невольно не угодила тебе.

Она прижалась к моей ноге щекой, потом снова губами и прошептала:

— Прости твою рабыню, господин, и позволь ей заслужить прощение, доставив тебе удовольствие.

Вместо ответа я схватил ее за плечи, рывком поставил на ноги, резко заломил ей руки за спину и снова туго связал желтым шнуром.

Беверли испугалась.

— Что тебе угодно, господин? — жалобно спросила она. — Рабыня исполнит любое твое желание.

Я щелкнул пальцами. Женщина опустилась на колени. Новый щелчок, и она вскочила. Тогда я швырнул ее на пышные меха и взмахнул плетью так, что она развернулась. Услышав этот звук, Беверли застонала. Я подошел к ней вплотную.

Беверли задрожала, почувствовав прикосновение плети к своей правой икре. Она тяжело дышала, в то время как я медленно водил плетью по ее телу, с любопытством наблюдая за реакцией.

— Пожалуйста, не бей меня, господин, — попросила Беверли.

Я приложил плоские кожаные ремни плети к ее губам, и она, лежа на боку, стала целовать их со страстью и страхом.

— Не бей меня, господин, пощади! — звучало в промежутках между поцелуями.

Я положил плетку на кровать, чтобы она была под рукой на тот случай, если мне захочется пустить ее в ход. Потом рванул Беверли на кровать и овладел ею. Она вскрикнула, отдаваясь моей власти. Когда все кончилось, я тут же сбросил ее на меха, и теперь Беверли лежала в ногах кровати возле рабского кольца, где и надлежало находиться рабыне.

Беверли тяжело дышала и дрожала всем телом. Порой проходят месяцы, прежде чем девушке дозволяется отдаться господину на его кровати, но даже при этом ей, как правило, предписывается не просто лечь туда, но соблюсти ритуал: встать на колени, поцеловать подножие и вползти на постель, причем ни в коем случае не справа и не с изголовья.

Спустя несколько мгновений во мне вновь вскипело желание, и невольница вскрикнула, когда я грубо схватил ее.

— О господин! — простонала Беверли, — Господин!

Опустившись на меха рядом с ней, я повалил ее на бок, так что она, рыдая и задыхаясь, валялась теперь у подножия кровати. На ее нежной коже остались следы от моей грубой хватки.

Дрожа от страха, Беверли приподнялась, но вместо того, чтобы избежать болезненного надругательства, ударилась о край кровати, заработав несколько синяков и ссадин. Она отпрянула, но поскольку ничего не видела, споткнулась, потеряла равновесие и свалилась в ванну. Плача, девушка поднялась на ноги, чтобы выбраться, и тут же была мною схвачена.

Я силой поставил ее на колени в воде, после чего, держа за волосы и не позволяя подняться с колен, намотал на руку ее великолепные темные волосы.

— Господин, — взмолилась Беверли, — не будь жесток со мной!

У меня, однако, на сей счет имелись иные соображения. Продолжая удерживать девушку за волосы, я резко наклонил ее вперед, окунул лицом в воду и вытащил лишь тогда, когда ей едва ли не впору было захлебнуться.

— Пощади, господин! — взмолилась она, — твоя рабыня не знает, чем перед тобой провинилась! Пощади ее!

В качестве ответа на эту мольбу, я опрокинул Беверли на спину и в то время, как она, трепыхаясь, старалась удержать голову над водой, навалился на нее и взял прямо в ванне. А использовав, рывком приподнял в полусидячее положение, прислонив к краю бассейна. Девушка тяжело дышала, повязка ее промокла насквозь, но держалась крепко. Мокрыми были и волосы, вода стекала с них, струясь по нагому телу. Шнур тоже намок, однако набухшие узлы стали еще прочнее. Влажное тело вновь пробудило во мне желание, которое я незамедлительно удовлетворил.

— Господин! — выдохнула Беверли.

Я встал, выбрался из ванны, медленно, все еще подрагивая, прошелся по комнате и, лишь несколько успокоившись, оглянулся на нее. Рабыня оставалась в ванне, привстав на колени и привалившись к стенке.

Подойдя к Беверли, я схватил ее за ошейник, рывком поднял на ноги и отволок к кровати, у подножия которой поставил на колени. Пристроившись рядом с ней, я насухо вытер полотенцем принадлежавший Поликрату стальной обруч на ее шее, обсушил волосы и завернул их в полотенце. Вытирать что-либо еще мне не пришло в голову, однако имущество гостеприимного хозяина — стальные обручи для шеи и для лодыжки — следовало поберечь от ржавчины.

Потом я замкнул стальное кольцо на ее левой лодыжке, посадив Беверли на цепь в ногах моей кровати. Будь она моей собственностью, я, наверное, вытер бы ее полностью. Вытирать собственную рабыню тоже своего рода удовольствие.

— Господин! — всхлипывая, лепетала Беверли. — О господин!

Удовлетворенный исполнением желаний, которые не так давно казались мне неосуществимыми, я устало растянулся на постели.

— Господин… — продолжала лепетать Беверли. Под ее всхлипывания меня сморил сои.

Мне снилась мисс Хендерсон, обнаженная, сидящая на цепи в ногах моей кровати.

По пробуждении я встал, подошел к Беверли, которая и наяву находилась там, и легонько пнул ее ребром стопы.

Она не спала, а после моего пинка мгновенно поднялась на колени и покорно склонила голову.

Близился рассвет. Серый утренний свет уже проник в комнату. Запястья Беверли были по-прежнему связаны за спиной — я так и не развязал их.

— Наверное, скоро утро, господин, — робко промолвила Беверли, неспособная из-за повязки на глазах определить, светает или еще нет.

Я приподнял ее за плечи и поставил за ноги. Полотенце за ночь соскользнуло с ее волос, и когда я коснулся их, они оставались еще влажными.

Тогда я мягко усадил Беверли на край кровати.

— Спасибо тебе, господин, за то, что ты удостоил рабыню чести коснуться твоей постели, — промолвила она.

Я промолчал.

— Мне трудно судить об этом, но, кажется, уже недолго и до зари. Господин, наверное, отдохнул. Он поднял меня и посадил на кровать. Наверное, теперь я снова должна буду ублажить его?

Я по-прежнему сохранял молчание.

— Вчера господин владел мною сурово, как настоящий хозяин. Он не позволил мне забыть о том, что я жалкая рабыня. Я постараюсь угодить ему.

Я не издал ни звука.

— Но как я могу угодить господину? Я связана.

Ответа, разумеется, не последовало.

— Ах да! — сказала Беверли. — Я с Земли, а господин, наверное, все еще интересуется особенностями земных рабынь. Ему любопытно, умеем ли мы доставлять удовольствие господам.