Дуглас Брайан - Демоны степей

— Кроме меня, — проворчал лавочник. Зеленщица не удостоила его даже взглядом.

— Скажи-ка, друг мой бродяга, — обратилась она к Тассилону, — ты ведь пожалел эту женщину, а? Пожалел?

— Как же мне не пожалеть ее, — искренне сказал Тассилон. — Ведь ее били, пытали… Судя по всему, везут на казнь…

— У тебя все на лице написано, — произнесла

торговка зеленью с торжеством. — Ты ее пожалел. А им, Священному совету, только того и надобно. Жалеешь ведьму? Сочувствуешь осужденной? Значит, и сам ты колдун, подозрительная персона. Заберут для дознания, да еще девчонку твою приплетут… Непременно приплетут, с ее-то выражением лица… И помяни мое слово, для вас обоих добром это не кончится. Пропадете ни за что.

Торговка зеленью безнадежно махнула рукой. Элленхарда наконец обернулась к ней.

— Она, эта женщина, которую казнят, — кто она? — спросила девушка.

— А, поняла… благодари теперь тетку Филену, — не унималась торговка.

Тассилон остановил ее:

— Тебя спрашивают об осужденной женщине. — Ведьма, кто же еще… Я с нею не знакома. Да что у тебя в мыслях? — всполошилась вдруг она, заметив, что Элленхарда решительно направляется к выходу из лавки. — Стой! Пропадешь! Останови ее! — напустилась она на Тассилона.

— Проще мне пойти следом за нею, — отозвался он. — Дурного моя подруга не задумает, а в добром деле я попробую ей, пожалуй, помочь.

Уже у самого порога Элленхарда обернулась.

— Благодарю за заботу и рассказ, госпожа Филена, — произнесла она торжественно. — А теперь нам следует уходить. Прощай.

Она вышла на улицу. Тассилон последовал за ней. Торговец, хозяин лавочки, поспешно задвинул за ними бумажную дверь.

Арригон с Вульфилой так и не определили своего отношения к киммерийцу. Разумеется, варвар был пройдохой, однако это качество в мире наемников не считалось недостатком. Конечно, Конан убил человека, который приютил обоих солдат, давал им кров и деньги. Но, опять же, среди наемников не существовало личной ненависти к тем, кто — по долгу службы — извел их нанимателя. Каждый делает свое дело по возможности честно, и бывшим врагам не стыдно оказаться в следующий раз в одном лагере.

«В том-то и дело, — размышлял Арригон, поглядывая на варвара, который ехал на своем коне сбоку от телеги и имел совершенно беспечный вид довольного жизнью человека, — в том и дело, что этот Конан никогда не будет с нами в одном лагере. Он всегда сам по себе. И сейчас, хоть он и с нами, хоть он и добывает дичь для нашего костра, хоть он и отобьет нападение врагов, если кто-нибудь посмеет поднять руку на наш отряд, — киммериец все равно преследует собственные цели. И нам об этих целях ничего не известно».

Конан, разумеется, догадывался о том, как относятся к нему его спутники. И все же киммерийцу не хотелось заводить близкие отношения с ними — ни с северянином Вульфилой, который ушел из Асгарда, чтобы подороже продать свой меч любому из могущественных владык Хайборийского мира, ни с чванливым Арригоном, который бредил только одним: как бы возродить собственный клан и сделаться его главой, Ни одна из этих целей не совпадала с намерениями киммерийца.

Сейчас Конану требовалось одно: вернуть принцу Вертепу прежний лоск и доставить юношу отцу. За хорошую плату, разумеется.

Для этого у Конана был разработан подробный план. Во-первых, он усиленно кормил Бертена. Заставлял того, пусть даже через силу, поедать свежую, зажаренную на костре дичь. Лично испекал для него съедобные клубни, которые находила Рейтамира.

Глядя, как молодой человек нехотя обгрызает птичье крылышко или жует, глядя в небо отсутствующим взором, похрустывающие на зубах коренья, Конан сердито вздыхал.

— Ты должен выглядеть как наследник престола, — поучал он расколдованного «грифа», — а вместо этого похож на девицу, которая объелась простокваши и теперь мается животом.

— Что за сравнение! — возмущался Бертен. Конан равнодушно пожимал плечами.

— Я просто описываю то, что вижу. Воин ест энергично, с удовольствием! Я бы даже сказал — с некоторым восторгом!

И, демонстрируя, как это должно выглядеть, киммериец отрывал от птичьей тушки сразу половину и принимался звучно хрустеть маленькими косточками.

Бертен морщился.

— Даже без столовых приборов!

— Руками ешь! — рычал варвар, и жир стекал у него по подбородку. — Ты должен быть сильным!

Однажды Бертен не выдержал. Он отложил недоеденного кролика, аккуратно вытер лицо листом, сорванным с дерева, и приблизился к своему «учителю».

— Я сейчас вспомнил одну вещь, — произнес он негромко. — Я всегда плохо ел. У меня не было аппетита. Я был худым и изнеженным. Ясно? Теперь, когда заклятие Велизария пало, я вернулся к прежней своей природе. И не заставляй меня изменяться. Этого не удалось целому отряду нянек и кухарок.

— Ты был изнеженным? — поразился Конан. — Но в таком случае почему ты выступил против Велизария?

— Ну… — Юноша пожал плечами. Жест получился аристократическим, чуть снисходительным по отношению к неотесанному собеседнику. — Он ведь был негодяем, не так ли?

— Ты же отправился на верную смерть! — продолжал удивляться Конан. — Для чего?

— Возможно, тебе этого не понять, — сказал Бертен.

— Я постараюсь, — заверил Конан.

— Возможно, я пытался спасти нашу честь, — объяснил Бертен. — Когда какой-нибудь разбойник захватывает территорию и начинает там хозяйничать, как у себя на вотчине, а все кругом молчат…

— О! — произнес Конан и замолчал.

Он обошел Бертена кругом, оглядел его со всех сторон, точно некую диковину, которую увидел впервые. Молодой человек действительно был худым, даже тощим, но прежде Конан относил это на счет дурного обращения с пленником, которого держали впроголодь. Ну и еще сыграла определенную роль юношеская хрупкость. Однако теперь Копан видел, что младший сын хоарезмийского владыки действительно от природы был костлявым и хилым. Пребывание в шкуре грифа также наложило на его облик свой отпечаток, но правда заключалась в том, что Велизарий превратил Бертена в эту птицу, заметив забавное сходство плененного принца с грифом.

Поразмыслив над сказанным и увиденным, Конан пришел к такому решению:

— Все равно, ты должен питаться как следует. Ешь через силу. А завтра я начну учить тебя фехтованию. Твой припадочный братец не подходит для того, чтобы занять престол, так что можешь не сомневаться: еще задолго до смерти вашего отца со старшим братом что-нибудь произойдет, и править Хоарезмом будешь ты.

— Властителю не обязательно владеть оружием, — отрезал принц. — Для этого у него есть армия.

Конан усмехнулся, как бы намекая на что-то. Бертен добавил, приподняв бровь: