Ингрид Самбарус - Дворец Тысячи Комнат

Дальнейший путь к острову прошел благополучно и путешественники уже начали надеяться, что самые большие опасности остались позади. Но когда лодка оказалась на прибрежном мелководье и до берега, казалось, было подать рукой, прямо под самым днищем что-то зашевелилось. Из воды поднялось множество тоненьких стебельков, которые, стремительно удлиняясь, начали проворно оплетать лодку и всех, кто там находился. Острое железо с легкостью могло с ними справиться, но на месте каждого срезанного стебелька тут же вырастало не менее десятка. Стражи, в панике выпрыгнувшие за борт, отчаянно крича, барахтались, пытаясь выбраться из живой сети, которая тянула их под воду, прижимая к самому дну. Лишь двое сохранили присутствие духа — Конан и придворный советник Мохсендар. Не сговариваясь, они одновременно поставили под солнечные лучи один — полированную золотую пластинку, другой — один из валявшихся в лодке щитов и сделали так, чтобы светящееся пятно упало в самую гущу оживших водорослей. От хищных растений повалили клубы бледно-зеленого пара и часть из них завяла, превратившись в подобие грязно-коричневой губки, безвольно колыхающейся на поверхности воды. Те из стебельков, которых не коснулся губительный огонь, попрятались под воду так же неожиданно, как и появились.

Не успев ступить за дворцовые ворота, отряд уже уменьшился на одного человека. Стражник, дольше остальных побывавший в смертельных объятиях Живой Нити, не дотянул даже до берега. Жизнь покинула его, когда все пытались справиться с беснующимися водорослями. Стражи делали все возможное, чтобы не смотреть на то, что осталось от их товарища. То, что еще недавно было молодым полным сил мужчиной, стало уродливым подобием раздутого винного бурдюка. Несчастного завалили камнями и оставили на морском берегу, клятвенно пообещав вернуться и устроить ему достойное погребение.

Парадные ворота оказались заперты, поэтому Мохсендар повел отряд вдоль береговой линии и вскоре они оказались перед низенькой дверцей, еле заметной в толще стены. На двери не было ни ручки, ни замочной скважины, но стоило Мохсендару приложить к гладкой черной поверхности золотую пластинку, висевшую у него на груди, как гладкая каменная пластина медленно отъехала в сторону.

Более необычного сада Конану еще не случалось видеть. Там были прекрасные цветущие деревья, клумбы и тщательно ухоженные лужайки. Через крохотный прудик был перекинут ажурный мост, который пересекал водоем не прямо, а причудливым зигзагом, образуя несколько поворотов. На каждом повороте стояла изящная беседка, поместиться в которой смог бы лишь ребенок, которому исполнилось не более года.

В отличие от всех прочих садов, этот был разделен насыпями, наверху каждой находилась выложенная разноцветными камнями дорожка. Будь Конан один, он бы долго терялся в догадках, для чего понадобилось превращать сад в подобие загона для домашней скотины.

Мохсендар сделал несколько шагов вдоль стены, уверенно свернул в сторону, раздвинув кусты, покрытые желтоватыми цветами с одуряющее-сладким ароматом, и молча указал на узкую лестницу, проделанную в толще одной из насыпей.

Поднявшись на дорожку, северянин поразился, насколько другим увидел он теперь место, которое он только что покинул. Деревья, которые возвышались теперь лишь наполовину своего роста, казались аккуратными кустарниками, цветы на клумбах сложились в узор подобный тому, который можно видеть на коврах, сотканных иранистанскими мастерицами, прудик чудесным образом превратился в силуэт летящей птицы.

— Этот сад — произведение великого мастера, равных которому нет и не будет, — продолжал нашептывать киммерийцу на ухо Мохсендар. Сорок три дня провел он на верхушке дерева, стоящего на вершине самой высокой горы королевства, обдумывая свой замысел. После этого он уединился в своих апартаментах и никто, включая особ королевской крови, не имел права тревожить его. Слуги ставили под дверь его комнаты подносы с едой и кхитайскими благовониями, аромат которых пробуждает фантазию. Когда сад был готов, король Ясин Шестой спросил, может ли он создать что-нибудь прекраснее, чем этот сад. Да, — сказал мастер, я чувствую в себе силы создать множество прекрасных садов, которые украсят мир. Хорошо, — сказал король, я желаю оказать тебе особую честь, прими это кольцо из моих рук… Амальгарус, так звали мастера садов, умер вечером того же дня, сраженный неведомой болезнью. Его величество Ясин Шестой не мог потерпеть, чтобы кто-то другой владел чем-то лучше того, что принадлежит ему…

— Скажите-ка мне лучше, есть ли здесь ловушки от непрошенных гостей или они расставлены только во дворце? — снова невежливо перебил его варвар. — Что-то все слишком легко у нас получается.

— Разумеется, есть, бесстрашный господин Конан, на каждом шагу, — ответил ему Мохсендар, чуть изогнув губы в придворной улыбке. — Мы как раз миновали одну из них. А теперь прошу вас пропустить меня вперед. Да, так и есть… Внимательно смотрите, на какие камни я наступаю, и ступайте точно по моим следам.

Конан при всей своей неистовой храбрости был вовсе не из тех, кто находит удовольствие в том, чтобы бездумно рисковать жизнью. Этот человек знает, о чем говорит, почему бы не послушать разумного совета? Поэтому могучий северянин выполнил требуемое с грацией снежного барса, обитающего в горах Северной Киммерии, ни разу не сбившись и наступая точно на нужный камушек, каким бы маленьким тот ни оказался.

Стражи последовали его примеру; все, кроме последнего, который нечаянно споткнулся и наступил не на желтую треугольную плитку, а немного рядом. В тот же миг целый кусок насыпи перевернулся как неплотно положенная крышка котла и отъехал в сторону. Не успев даже крикнуть, злосчастный юноша рухнул в яму, из которой торчали острые железные колья. Зоркие глаза варвара различили груду костей, виднеющуюся в самом низу. Участок тропинки вернулся на свое место, скрыв от глаз путешественников ужасное зрелище. Благородный варвар рванулся, было туда, но советник почтительно, но довольно настойчиво удержал его.

— Ему уже не помочь, бесстрашный господин Конан: колья намазаны ядом змеиного дерева. Чтобы человека настигла мгновенная смерть, достаточно лишь небольшой царапины… Надеюсь, теперь вы не жалеете, что позволили мне сопровождать вас?

Солнце уже поднялось довольно высоко над горизонтом, когда они достигли, наконец, дворцовой лестницы. Ступени ее, казалось, были предназначены для великанов; даже Конана, который намного превосходил большинство людей ростом и телосложением, неожиданно посетили воспоминания из раннего детства. Он в отцовском доме, старается залезть на широкую лавку, сколоченную еще прадедом. Отец смотрит на него, но не торопится подсадить и жестом останавливает мать… Он становится на цыпочки, чтобы заглянуть, что лежит на столе…