Роберт Сальваторе - Тёмное наследие

Через несколько секунд его движения замедлились. Он хотел закричать, лишить Энтрери радости победы, потому что, без сомнения, убийца, мечтавший одолеть Дзирта в честной схватке, не захотел бы воспользоваться победой, доставленной отравленной стрелой тайных союзников.

Сверкающий Клинок ткнулся острием в пол, и Дзирт успел осознать, что находится в опасности.

Энтрери упал первым, тоже отравленный. Дзирт увидел, как темные силуэты скользнули в низкий проход, и подумал, успеет ли он нанести удар по черепу упавшего убийцы, прежде чем сам свалится на землю.

Он слышал, как со звоном упала на каменный пол его сабля, затем вторая, но уже не почувствовал, как уронил их. Потом он лежал с закрытыми глазами и его потухающее сознание пыталось просчитать глубину катастрофы и что она могла значить для его друзей и для него самого.

И ему не стало легче, когда он услышал тихие слова, сказанные на языке дроу голосом из прошлого:

— Спи спокойно, мой заблудший брат.

Сколько опасных троп прошел я в своей жизни, по каким только извилистым путям не ступали мои ноги — и в туннелях Подземья, и в северных землях, и в дальних походах вместе с друзьями.

И я в недоумении качаю головой — неужели каждый уголок этого огромного мира находится во власти людей, которые настолько замкнуты и поглощены собой, что не могут позволить другим пересечь их жизненные пути? Люди так полны ненависти, что вынуждены преследовать воображаемое зло и охранять себя от него, даже если на самом деле это зло — всего лишь вынужденная оборона?

Я оставил Артемиса Энтрери в Калимпорте, сохранил ему жизнь и вполне утолил свою жажду возмездия. Наши пути пересеклись и разошлись — к лучшему для нас обоих. У Энтрери нет никакой разумной причины преследовать меня, он ничего не выиграет от этого, разве что удовлетворит свою уязвленную гордость.

Какой же он глупец.

Он достиг совершенства тела и отточил свое боевое мастерство, превзойдя всех, кого я знаю. Но то, что он упорно преследует меня, выдает его слабость. Когда мы открываем тайны тела, мы должны позаботиться и о гармонии души. Но Артемису Энтрери, несмотря на всю его телесную доблесть, не суждено услышать, какие песни может петь его дух. Он всегда будет ревниво прислушиваться к чужой гармонии, озабоченный подавлением всего, что угрожает его малодушному превосходству.

Он так похож на мой народ, так похож на многих представителей разных рас, встреченных мной: военных вождей варваров, чье пребывание у власти зависит от способности вести войну с врагами, которые на самом деле врагами не являются; королей дворфов, которые накапливают сокровища сверх всякой меры, в то время как даже крошечной частицы их богатства хватило бы, чтобы улучшить жизнь окружающих, а королям, в свою очередь, помогло бы уменьшить свои вечно находящиеся в боевой готовности войска и избавиться от паранойи накопительства; надменных эльфов, отводящих глаза от страданий тех, кто эльфами не является, полагая, что «низшие расы» могут каким-то образом заразить их своей болью.

Я бежал от этих людей, шел мимо них и слышал бесчисленные истории о них от путешественников из всех земель. И я знаю, что должен бороться с ними, но не с помощью оружия, а просто не отступая от того пути, который мое сердце признает верным.

Милостью богов, я не одинок. Когда Бренор отвоевал свой трон, он пообещал, что сокровища дворфов Мифрил Халла улучшат жизнь обитателей окружающих земель. Кэтти-бри верна принципам не меньше меня, а Вульфгар показал своему народу, насколько лучше идти по пути дружбы и согласия.

Они — моя опора и моя надежда на то, что в грядущем мир изменится к лучшему.

И когда пути таких, как Энтрери, вновь пересекаются с моими, я вспоминаю Закнафейна, родного мне по крови и духу. Я вспоминаю Монтолио и верю, что есть и другие, познавшие истину, и, если я буду уничтожен, мои идеалы не умрут вместе со мной. Благодаря друзьям, которых я нашел, благодаря многим достойным людям, встреченным мною, я знаю, что я не одинокий борец за свое дело. И когда я умру, все, бывшее для меня столь важным, будет продолжать жить.

Это мое наследие — милостью богов, я не одинок.

Одежда, безделушки, различное оружие взлетали в воздух и, кружась, падали вниз, иногда ударяясь о спину Бренора. Дворф, рывшийся в своем личном сундуке, ничего этого не замечал и даже не выругался, когда, на мгновение выпрямившись, получил удар метательным топором, плашмя хлопнувшим его по однорогому шлему, отчего тот съехал набок.

— Он здесь! — упрямо бурчал дворф, перебрасывая через плечо наполовину сплетенную кольчугу и едва не убив ею стоящих позади. — Клянусь Морадином, эта чертова штуковина должна быть здесь!

— Что, Девять Про… — начал Тибблдорф Пвент, но его прервал победный вопль Бренора.

— Я же знал! — объявил рыжебородый дворф, выпрямляясь и отворачиваясь от разворошенного сундука. В его руке был маленький закрытый медальон в форме сердца, висевший на золотой цепочке.

Кэтти-бри тотчас узнала подарок, который Госпожа Серебристой Луны Аластриэль вручила Бренору, чтобы он мог найти своих друзей, ушедших в южные земли. Внутри медальона находился крошечный портрет Дзирта. Волшебная вещица могла дать своему владельцу общие сведения о том, где находится темный эльф.

— Он приведет нас к Дзирту, — объявил Бренор, держа медальон перед собой.

— Тогда дай его сюда, мой король, — потребовал Пвент, — и разреши мне найти этого твоего… странного друга.

— Я и сам неплохо справлюсь! — рявкнул в ответ Бренор, сдвигая свой однорогий шлем на макушку и поднимая топор со множеством зарубок и золотой щит.

— Но ты — король Мифрил Халла! — возмутился Пвент. — Тебе не пристало уходить в неизвестные и опасные туннели.

— Молчи, берсерк! — ответила Кэтти-бри, прежде чем Бренор успел открыть рот. — Мой отец скорее отдаст пещеры гоблинам, чем оставит Дзирта в беде.

Коббл сжал плечо Пвента (при этом сильно порезавшись об одно из многочисленных острых ребер на его панцире), как бы подтверждая слова молодой женщины и предостерегая берсерка от дальнейшего обсуждения этой темы.

Но Бренор и не стал бы больше слушать. Рыжебородый король дворфов, с загоревшимся в глазах огнем, выбежал из комнаты, и все остальные поспешили за ним.

Сознание возвращалось к Дзирту, и он медленно выплывал из небытия. Полностью придя в себя, он увидел склонившуюся над ним свою сестру Вирну.

— Лиловые глаза, — сказала жрица на языке Дроу.

Он вспомнил, что подобная же сцена повторялась уже сотню раз, когда он был ребенком, и это странное ощущение ошеломило плененного эльфа.