Джон Робертс - Конан и сокровища Пифона

— Прибудем после полудня, — ответил тот угрюмо. На Конане были сейчас только короткие бриджи, какие обычно носят матросы. Полоска алой ткани, повязанная вокруг лба, удерживала непослушные волосы и защищала глаза от набегавших струек пота.

— Это, кажется, тебя не радует, — заметил Спрингальд.

— Нет, не радует, — подтвердил Конан. — Не люблю Стигию. Здешний народ — бессловесные рабы, а управляют ими жрецы и чернокнижники. Во всем этом есть что-то унизительное.

— Но Стигия — древнейшее из государств, — сказал Спрингальд, — ее история восходит к старинному Ахерону и таинственным легендам о сказочном Пифоне. По сравнению со стигийцами мы, гиперборейцы, — просто малые дети. Всего лишь несколько веков назад наши предки были дикими варварами. А история Стигии исчисляется тысячелетиями!

— Это история порабощения и подавления свободы, — не сдавался Конан. — Лучше уж дикое варварство, каким бы жестоким оно ни было, чем господство колдунов.

— И тем не менее в Кеми мы должны зайти, — сказал Ульфило.

К ним на ют поднялся Вульфред.

— Вы говорили о Кеми? Должен вас предупредить, этот порт не такой, как другие. Стигийцы не любят чужеземцев, и в город им после наступления темноты выходить запрещается.

— Разве при таких ограничениях можно вести какую-нибудь торговлю? — спросила Малия.

— В гавани есть островок под названием Черепаший. Там и стоят иностранные суда. И лишь некоторым из них под неусыпным контролем разрешается выгружать свой товар в самом порту Кеми. А если чужестранца застанут в городе после захода солнца, его немедленно отправляют на смерть.

— Да, похоже, Конан прав: нрав у стигийцев недружелюбный, — заметил Ульфило.

— Но зато они богаты, — сказал Вульфред. — Стигийские правители и знать всегда соблюдали свои интересы, и если к ним попадало что-то ценное, они его уже не выпускали из рук. На королевском погребальном наряде столько золота, сколько у других королей не было и за всю жизнь. — Вульфред, как истинный ванир, не мог без воодушевления рассказывать о большом богатстве. — Не имей их чертовы проклятья такой силы, я бы давно уже привел в Стигию несколько больших кораблей, просто чтобы разворошить эти гробницы.

— Жаль, что здесь так не любят чужестранцев, — заметил Спрингальд. — Я надеялся воспользоваться нашей остановкой в Кеми, чтобы воочию увидеть те чудеса, о которых читал в книгах. Я думал даже, что удастся получить разрешение подняться вверх по реке, до Луксура, туда, где храмы и усыпальницы своим великолепием просто поражают воображение.

— Мне кажется, чем раньше мы уйдем отсюда, тем лучше. — Малия поежилась. — Давайте побыстрее завершим все дела, наведем справки о моем муже и продолжим плавание.

— Это, несомненно, самое лучшее, что мы можем сделать, — согласился Конан.

— И кроме того, стигийцы просто не оставят нам другого выхода, — подтвердил Вульфред.

Охватив с обеих сторон грязные воды Стикса, в море врезались два темных скалистых мыса. На них сгрудились многочисленные приземистые постройки из черного камня, одни совсем старые и уже полуразрушенные, другие, наоборот, — полные жизни, окруженные оборонительными укреплениями, которые были снабжены специальными орудиями для потопления неугодных кораблей. «Морской тигр» спустил паруса, матросы взялись за весла.

Не успели они пройти первые форты, как им навстречу быстро двинулось красное судно с тараном в виде головы крокодила; в воду дружно погружались несколько пар черных весел.

— Они хотят нас потопить? — испуганно спросила Малия.

— Это просто таможенный корабль, — рассмеялся Вульфред, — просто очень безобразный на вид. Уж будь уверена, если когда-нибудь увидишь их настоящую военную галеру, сама схватишься за весла, чтобы только уйти поскорее.

Корабль приблизился, взрезая белую пену. «Морской тигр» сложил весла, и на его палубу перебросили трап, по которому с таможенного корабля поднялось несколько человек. В основном это были крепко сложенные чернокожие, явно из низшего сословия, но среди них выделялся главный — высокий, темноволосый и темноглазый, он отличался от остальных более светлым оттенком кожи.

— Предъявите ваше разрешение, — сказал он.

— Ты его уже много раз видел, — пробормотал Вульфред, протягивая ему медный диск с высеченными на нем иероглифами.

— Для меня все ваниры на одно лицо, — ответил тот. — Что ты, что любой другой рыжебородый. — Он оглядел всех присутствующих с таким высокомерием, как будто был не обыкновенным служащим, а каким-то знатным господином. Его взгляд задержался на Конане: — А ты из какой страны?

— Я киммериец, — ответил Конан. Скрестив на груди руки, он взирал на него сверху вниз.

— Никогда о таких не слышал. Какова цель вашего приезда?

— Мы направляемся к Черному Берегу за слоновой костью, пером и так далее, — ответил Вульфред. — А здесь мы хотим прикупить кое-что для торговли.

— Вы знаете, что расплачиваться можно только золотом и серебром? — спросил таможенник.

— Да, — ответил Вульфред, — я уже бывал здесь раньше.

— Но иностранцы — глупы и часто об этом забывают, — возразил таможенник, — а некоторые стигийские купцы готовы вступать с ними в незаконные сделки. Остерегайтесь таких. Наказание для них — сурово, но ваше — еще страшнее. А эта тоже поедет к Черному Берегу? — Он посмотрел на Малию.

— Да, — ответила она.

Не обращая на нее внимания, таможенник опять заговорил с Вульфредом:

— Да она там просто умрет. Лучше продать ее прямо здесь. В наших землях такой цвет кожи — большая редкость, и за нее хорошо заплатят.

Малия вспыхнула. Ульфило схватился за эфес меча, но Конан и Вульфред опустили руки ему на плечи.

— Мы подумаем, — сказал Вульфред.

— Повернитесь, вам завяжут глаза, — приказал таможенник.

— Что? — воскликнул Ульфило в полном недоумении.

— Здесь такие законы, — сказал Вульфред. — В гавань корабль поведет лоцман-стигиец. Все дно утыкано железными брусьями и клешнями, и никто из чужих не должен знать, как между ними пройти. Каждый год эти ловушки расставляют по-новому, просто на всякий случай, а рабов потом убивают, чтобы не могли никому рассказать.

Им туго завязали глаза черными шелковыми повязками, и пришлось покориться. То же самое проделали и с матросами, которые теперь гребли вслепую. Почти целый час не было слышно ничего, кроме скрипа весел в уключинах и спокойного голоса лоцмана, который отдавал приказания. Но вот повязки сняли.

Щурясь от внезапного света, путешественники оглядывали гавань. Большая часть города располагалась на южной стороне, где над низкими портовыми строениями вздымались огромные башни. В северной же части под массивным каменным навесом — огромнее, чем любой королевский дворец, — стояла на якоре добрая сотня военных галер.