Сергей Волков - Чингисхан. Повелитель страха

Я выразительно пожимаю плечами. Что тут скажешь?

– Залетчик? – все так же тихо спрашивает он.

– Так точно, – я стараюсь сохранить спокойствие, хотя понимаю – начинается самое главное в этой армейской процедуре, именуемой «представление». Сейчас майор начнет пытать меня на предмет фактов биографии. От того, что он услышит, зависит его будущее отношение ко мне. Можно попробовать схитрить – мол, я не я и лошадь не моя. Закосить под дурачка. Но майор не похож на человека, с которым пройдет такой номер. И я выбираю другой путь.

– Где служил? – продолжает спрашивать майор.

– В отдельном учебном полку… – я называю номер нашей части.

– У папы Грача? Но «макарона» тебе не дали, – уже не спрашивает, а констатирует он. – Что за залет?

Я набираю полную грудь пыльного афганского воздуха и, глядя поверх седого ежика, ровным голосом произношу:

– Я ударил офицера.

– Оба-на! – если до этого глаза майора были будто припорошены пеплом, то после этих моих слов они вспыхивают, как угли в костре. – Ну-ка, ну-ка, солдат, пойдем со мной…

Он приводит меня в штабную палатку. Дежурный у входа поправляет автомат, отдает честь. Внутри царит полумрак. Молодой лейтенант сидит возле рации, крутит настройку. Увидев майора, он поднимается, но мой провожатый жестом усаживает его обратно.

– Чего там, Коля?

– Тихо пока.

– Добро.

Майор ведет меня в закуток, отгороженный брезентовым полотнищем. Видимо, это его кабинет. Здесь стоит раскладной столик и ящики из-под консервов вместо стульев. Я замечаю сейф и шкаф, обычный деревянный шкаф, какие можно увидеть в библиотеке или домоуправлении. «На вертолете его сюда везли, что ли?», – удивляюсь я. Эта мысль на мгновение отвлекает меня от тяжелых раздумий о моем ближайшем будущем. Надо же, оказывается, я еще могу чему-то удивляться!

– Присаживайся, – майор толкает меня на консервный ящик. – В ногах правды нет. В руках тоже.

Он берет папку с моим личным делом, задумчиво разглядывает обложку. Я чувствую, как по моей спине бежит струйка пота. Солнце за день раскалило брезент и в палатке очень жарко.

– Ну, рассказывай, – говорит майор.

– Чего?

– Ты же так хорошо начал – четко, ясно, – он двигает кожей на лице, изображая досаду. – Вот и продолжай без переспросов, в том же духе. Кого ударил?

– Капитана Пепеляева.

– Кого?! – вскидывается майор и глаза его снова вспыхивают. – За что?

– Там же все написано, – я показываю рукой на папку.

Майор открывает ее, но вместо того, чтобы читать, отрицательно качает головой и кладет на стол. Припечатав мое личной дело ладонью, он произносит:

– А ты своими словами. Так за что ты его ударил? За дело?

Я опускаю голову, разглядываю носки своих запыленных сапог и киваю:

– Да.

– Потому что он подлец?

С удивлением смотрю на майора. «Подлец» – книжное, правильно, но совершенно не вяжущееся с ним и вообще со всем, что меня окружает, слово.

Майор улыбается. Улыбка у моего будущего командира странная, похожая на оскал. Щеки сдвигаются куда-то к ушам, но верхняя часть лица остается неподвижной.

– Товарищ майор, я виноват в нарушении устава, но капитан Пепеляев…

– Тоже нарушил его, – заканчивает за меня майор. – Ладно, все ясно. Твое счастье, парень, что я хорошо знаю Славку Пепеляева – служили вместе. Он регулярно получает по роже. Карма у него такая. Знаешь, что такое карма?

– Так точно.

Поморщившись, майор отодвигает папку и опирается подбородком на кулаки.

– Давай без армейщины. Успеем еще. Кем был на гражданке?

– Учился в университете.

– На кого?

– На журналиста.

– Почему не доучился?

– Ну, это…

– Решил насладиться армейскими ароматами? Жизни понюхать?

Про себя я отмечаю, что майор по ходу нашей беседы изменился. Он уже не цедит слова, да и их запас стал более разнообразным.

– Нет… Меня… меня отчислили.

– Оба-на! – второй раз восклицает майор. – Да ты, я гляжу, и на гражданке залетчик?

Я мрачно киваю.

– Ладно, это мы поглядим… – непонятно бормочет он. – Последний вопрос: чего делать умеешь? Стрелял когда-нибудь?

– Стрелял.

– В тире возле цирка?

– Я мастер спорта по пулевой стрельбе, кандидат в Олимпийскую сборную Советского Союза! – мой голос звенит в неподвижном воздухе.

Майор молчит и смотрит на меня уже с нескрываемым интересом. Повисает тяжелая пауза. Наконец он роняет:

– Хочешь сказать, что вот сюда, вот в эту нашу задницу, прислали одного из лучших спортивных стрелков в стране? Ты, рядовой Новиков, или звездишь, как Троцкий, или ты не просто залетчик, а преступник, скрывающийся от правосудия.

Я вздрагиваю. «Правосудие» – тоже правильное слово. Жара, жажда, усталость – у меня в голове вдруг вспыхивает маленькое солнце, такое же злое и горячее, как то, что висит в небе над раскаленным брезентом.

– Да! – ору я, схватившись руками за край стола. – Я преступник! Меня из комсомола исключили! За фарцовку! А из универа выгнали за драку в ресторане! Что вы вертите меня тут, как… как куклу?! Сказал же – в деле все написано!

– А мне, может, хочется услышать все из первых, так сказать, уст, – майор спокоен, как танк. – Нам ведь не просто вместе служить, нам под пулями тут ходить придется. Ты понимаешь это, солдат?

И сразу же, без перехода, задает еще один вопрос:

– Ты «плетку» в руках держал?

– Что? Какую еще «плетку»?

– Снайперскую винтовку Драгунова, – он просовывает руку за шкаф и достает продолговатый предмет в зеленом матерчатом чехле. – На. Вещмешок оставь. Пошли со мной.

Мы покидаем «кабинет». Лейтенант у рации и дежурный с автоматом провожают меня удивленными взглядами. «Они – слышали, – понимаю я. – Ну и плевать! Все равно все все узнают».

На улице я зажмуриваюсь от нестерпимо яркого света, льющегося с белесого неба. Тяжелая «плетка» оттягивает плечо. Майор ведет меня к скалам. У огромной красноватой глыбы он останавливается.

– Расчехляй.

Я отстегиваю клапан и вытаскиваю винтовку. Длинный вороненый ствол с пламегасителем, чудной приклад, короткий магазин. Оптический прицел снабжен резиновой гармошкой наглазника. Держа оружие стволом вверх, рассматриваю его.

– Итак: снайперская винтовка Драгунова или СВД, – почти не шевеля губами, говорит майор. – Калибр – семь шестьдесят два. Конструктор – Драгунов, бывший спортсмен-стрелок. Винтовка была принята на вооружение после конкурсных испытаний в шестьдесят третьем году. Наиболее эффективен огонь на расстоянии 800 метров. Прицельная дальность с оптическим прицелом 1300 метров, с открытым прицелом – 1200 метров. Емкость магазина – десять патронов, вес – четыре с лишним килограмма. Смотри сюда…

Майор тычет пальцем в затвор.

– Вот это предохранитель флажкового типа, как у Калашникова. Все очень просто: вставляешь магазин, опускаешь предохранитель, дергаешь затвор – винтовка готова к стрельбе. Для производства очередного выстрела необходимо отпустить спусковой крючок и нажать на него снова. Прицельные приспособления открытого типа. Состоят из мушки в намушнике и секторного прицела. Ну, и оптический прицел ПСО-1. Видел такой?