Сергей Волков - Чингисхан-2. Чужие земли

Джамуха и Тоорил намеревались дождаться утра и тогда атаковать меркитов, но Темуджин, чье сердце грызла змея тоски, приказал идти в бой с марша. Лавина конных накрыла становище Тохтоа-беки. Каждый воин объединенной армии, будь то кераит, джардаран или нукер Темуджина, держал в правой руке меч, а в левой факел.

Меркиты, застигнутые врасплох, даже не думали о сопротивлении. Их рубили мечами, кололи копьями, убивали палицами и топорами. Тысячи мужчин и женщин в панике бежали в ночную степь, а следом за ними летела погоня – отряды конных. К рассвету стало ясно – мужчин убили почти поголовно. Из трехсот человек, участвовавших в нападении на курень Темуджина, не ушел ни один. Лишь хан меркитов Тохтоа-беки с горсткой воинов сумел бежать по Селенге к Байкалу.

Темуджин сражался наравне с простыми нукерами. Меч его почернел от крови, доспехи были посечены, конь изранен. Серебряный волк гнал сына Есугея вперед. Громко выкрикивая имя жены, Темуджин носился меж врагов, безжалостно истребляя их, и к утру нашел Борте в одной из юрт. Она вышла ему навстречу, взялась за узду коня и заплакала, не в силах посмотреть мужу в глаза.

Тогда Темуджин отправил гонцов к Тоорилу и Джамухе со словами:

– Я нашел то, что искал. Остановимся здесь.

И вот теперь они сидят у очага и молчат. Но молчание не может быть вечным. Разгром меркитов – только начало. Впереди новые походы, новые битвы. И Темуджин, отбросив пустую чашу, поднялся на ноги.

– Борте… Жизнь моя! Вечное Синее небо милостиво к нам – мы снова вместе. Забудем прошлое.

И впервые за много дней подняла глаза на мужа красавица Борте. Отложив вышивку, она сказала, словно продолжая прерванный разговор:

– У Тоорила Кераитского много крепких воинов. Джамуха называет тебя старшим братом, но его джардараны сильны. Твое же войско разойдется, когда война закончится. Нужно сделать всех монголов одним народом, у которого будет только один вождь – ты, Темуджин.

Он обнял жену, прижал к себе, чувствуя ее упругий живот, в котором толкался ребенок.

– Мы назовем нашего сына Джучи – Нежданный. Я сделаю так, как ты говоришь. Хурра!

– Мистер Новикофф, смотреть направо… – Майор Бейкоп толкает меня под локоть. – Ваша видеть? Блэк стоунс…

Я вижу. Действительно черные камни. Они высятся на головокружительной высоте, над скалами.

– Это есть не просто так! – взволнованно объясняет мне англичанин. – Май бинокуляр хорошо видеть! Это есть выход!

То, что рассказывает майор, и в самом деле очень важно и интересно. Похоже, у нас появляется если не шанс, то хотя бы намек на возможность выбраться из хроноспазма.

– Птицы, – майор резко проводит рукой слева направо, – лететь. Отсюда. Вы понимать?

– А что, просто так птицы не улетают?

– Невозможно. Прилететь да, улететь нет. Но там – можно!

– Значит, все дело в этих черных камнях, – не отрывая бинокля от глаз, бормочу я. – И если добраться до них…

Бинокль у Бейкопа очень хороший, немецкий, фирмы «Карл Цейсс». Он так приближает, что создается иллюзия – до загадочных камней рукой подать. Но опустив бинокль, я вижу – тут как минимум три километра сплошных скал, отвесных склонов, осыпей, утесов, нависших над бездной. Не то что добраться – даже дострелить до обелисков невозможно.

– Линза! Между камни появляться линза. Туда улетать птицы. Как в окно! – майор опять жестикулирует, разводя руки в стороны и рисуя окружность.

– Линза?

– Сиять! Линза излучать свет. Очень яркий.

– Да, я понял, – киваю майору, хотя на самом деле мне ни черта не понятно.

Ответов нет. Есть только предположения, гипотезы. Мы с Бейкопом обсуждаем их каждый вечер под джин, бекон и галеты. Я живу у майора несколько дней. После того, как Нефедов убил меня на арене Колизея, я решил больше не иметь с профессором ничего общего. Очнувшись на рассвете, я поднялся на ноги и пошел прочь от Колизея. К вечеру ноги сами принесли меня к скалам, где обитал майор. Он встретил меня радушно и сказал, что сразу обратил внимание: я – настоящий джентльмен.

Бейкоп, страдающий от отсутствия собеседников, с удовольствием рассказывал мне о своей жизни, о людях, с которыми ему довелось общаться. Большинство английских фамилий мне ничего не говорили, но истории об Артуре Конан Дойле и Редьярде Киплинге я слушал с большим интересом.

В свою очередь, я по мере сил более подробно знакомил майора с теми событиями, что произошли в мире за годы его вынужденного заточения. Постепенно наши разговоры от воспоминаний перешли к обсуждению планов на будущее. В хроноспазме слово «будущее», конечно, звучало смешно, но я не обращал на это внимания. Я твердо решил вырваться из этого адского рая или райского ада, кому уж как больше нравится.

Бейкоп поначалу отнесся к моей затее скептически.

– Мистер Новикофф поверить мне – много лет я искать выход. Невозможно.

– Очень даже возможно, – убеждаю я его. – У нас говорят: одна голова хорошо, а две лучше. Не надо отчаиваться, мистер Бейкоп. – Прорвемся.

И мы прорываемся, целыми днями обследуя долину. Однако о черных камнях Бейкоп рассказывает мне только сегодня.

– Я думать – это галлюцинация. Ведь так не бывать…

– А хроноспазм – «бывать»? – я со стаканчиком джина в руке расхаживаю перед майором. – Вы же понимаете, как важны ваши наблюдения. Получается – нам всего лишь надо добраться до этих камней! И тогда можно будет выбраться отсюда!

– «Всего лишь», – теперь уже Бейкоп передразнивает меня. – Я много думать. Подняться по скала – невозможно. Построить аэростат – невозможно…

– Почему?! Сделаем оболочку из шкур оленей и антилоп, наполним ее горячим воздухом…

– Невозможно! Не успеть. Один день – и все возвращаться…

– Ах да… – я развожу руками. – Хроноспазм!

– Как подниматься по скала? Строить катапульта? Садиться на динамит?

– Динамит, кстати, очень бы пригодился, – говорю ему, думая уже о другом.

– Есть динамит. У меня, – важно произносит Бейкоп, и прежде чем я осознаю его слова, откидывает брезент со своего импровизированного стула.

Зеленые ящики. На крышках белой краской выведено под трафарет: «Dynamite sticks [17]».

Плот мы с майором делаем в два топора. Наверное, никто в истории человечества не рубил деревья так быстро. Даже под страхом смертной казни. Собственно это даже не плот – три кривых толстых ствола, кое-как связанных ивовыми прутьями. Они способны выдержать одного человека или три ящика динамита.

Мы вроде бы укладываемся в график. Очень важно сделать все ранним утром – чтобы максимально задействовать отпущенное нам хроноспазмом время. Грузим ящики на плот. Майор присоединяет к одной из шашек огнепроводный шнур, изобретенный его соотечественником Уильямом Бикфордом, запихивает шашку в нижний ящик. Я достаю махандское огниво, чиркаю кресалом. Шнур шипит, как тысяча рассерженных кошек. Мы отталкиваем плот от берега и начинаем считать вслух. На ста сорока одном шнур должен догореть. По нашим прикидкам, в этот момент динамит окажется метрах в пяти от устья реки, под скалой.