Ник Харрис - Конан и Красное братство

Колдун мелко покивал. Прошептал что-то, прошамкал беззубым ртом.

— Еще дня два-три пути… если нас никто не остановит…

— Я думаю, гигант за нами не пройдет, — подал голос Хепат, — сорвется в пропасть!

— Ему не обязательно идти точно по нашим следам! — отрезал колдун, затем добавил: — Но я имел в виду других… Пещеры, куда мы направляемся, стерегут сильные демоны… а я уже стар… не знаю, смогу ли я…

— О боги! — Синие глаза Конана полыхнули огнем. — Так ты отправился наобум?! Ты не уверен в своих силах?!

— Я попробую их обуздать, — сказал Актион, склонив голову, — попробую…

— А кто-нибудь еще, кроме демонов, стережет сокровища? — спросил Хепат.

— Сокровища? — непонимающе переспросил колдун. — А, ну да, сокровища в соседней пещере… Их стережет дракон… как водится.

— Демоны и дракон, — проворчал Конан, — веселое у нас будет путешествие…

Ночь прошла спокойно. Путешественники дремали, завернувшись в одеяла. Только перед рассветом над горными вершинами эхом пронесся рев какого-то зверя.

Пещерный лев сообщает о неудачной охоте? Кроме него никто в горах не обладает таким голосом… Только он, огромный желтый зверь, с развевающейся по ветру черной гривой, может так рычать… Или?..

Весь следующий день продвигались по едва заметной тропинке, петляющей среди нагромождения скал. Пещерный лев подавал голос еще несколько раз.

— Нас преследуют, — сказал Актион, — будем надеяться, что это всего лишь лев!

Конан и Хепат промолчали. Настроение у всех испортилось окончательно.

К вечеру путники забрались так высоко в горы, что постоянно давал о себе знать себе холод. Сказывалась близость ледников. Хепат, кутаясь в плащ, ворчал. Сетовал на холод, на ветер, на преследования льва, на бессмысленность их похода. Конан лишь усмехался. Но Актиону надоело нытье гнома, и он прошипел:

— Если ты не прекратишь ворчать, я потрачу на тебя одно из заготовленных заклинаний!

— И что тогда? — с вызовом спросил Хепат.

— Тогда ты превратишься в лягушку!

Конан захохотал. Он любил горы, он вырос в горах и не мог долго предаваться унынию, когда видел, как сверкают в лучах заходящего солнца величественные ледники.

— Нет, колдун, — сказал он, все еще усмехаясь, — побереги заклинание для нашего друга льва! Сегодня ночью оно тебе, я чувствую, понадобится.

Актион как-то странно посмотрел на Конана и ничего не сказал. Или он не верил в то, что их преследует именно лев, или у него не было никаких заготовленных заклинаний.

Лев напал ночью. Громовой рык вырвал путешественников из объятий сладкой дремы. В мгновение Конан вскочил, держа перед собой меч. Актион и Хепат выхватили кинжалы. Трое встали спиной к спине. По счастью, светила полная луна, и площадка, на которой они находились, хорошо просматривалась.

Лев вышел из-за валуна и, издавая низкое рычание, направился к стоянке. Привязанные к высохшему дереву животные в страхе пытались порвать уздечки. Затем, сбились в кучу, испуганно глядя на приближающееся чудовище. Пещерный лев-великан по размерам намного превосходил самую крупную лошадь. Его огромная голова, обрамленная великолепной черной гривой, повернулась в сторону животных.

Мгновение лев раздумывал, затем все же решил вначале покончить с людьми — этими маленькими существами, держащими в передних лапах длинные, острые шипы, доставляющие некоторые неприятности. Лев не раз имел дело с людьми и всегда побеждал их без особых хлопот. Вот только шипы иногда причиняли беспокойство. Приходилось долго зализывать царапины.

Конан застыл, направив лезвие меча на зверя. Хепат и Актион теперь стояли у него за спиной, готовые, при необходимости, пустить в ход кинжалы.

Лев остановился и присел для прыжка, хлеща себя по бокам длинным хвостом с игривой кисточкой на конце.

Конан следил за огромными мышцами льва. Вот напряглись задние ноги. Несколько раз лев переступил с ноги на ногу, как это делают все кошки перед прыжком, затем когти чиркнули по камню, и он прыгнул. Бросил огромное, состоящие из упругих мышц тело, на этих жалких людишек, одиноко и потерянно стоявших перед ним в ожидании неминуемой смерти.

В момент прыжка, а точнее на долю одного мгновения ранее, когда мышцы начали поднимать огромное тело, Конан скользнул вперед и взмахнул мечом.

Пролетая над человеком, лев вдруг почувствовал ужасную, непереносимую боль в брюхе. Такой боли он не ощущал никогда в своей долгой и удачливой жизни. Он сам причинял боль всем живым существам. Он разрывал плоть, он терзал, он упивался вкусом и запахом крови, он обожал чувствовать агонию убиваемых им существ, но никогда он не испытывал того, что чувствовали его жертвы. И вот теперь… Он заревел от этой, сводящей с ума, всепоглощающей боли.

Удар меча Конана рассек льву брюхо, как бурдюк с вином. И как вино из бурдюка, из раскроенного брюха чудовища хлынула кровь. А, падая на землю, в том месте, где еще недавно стояли его испуганные жертвы, лев увидел, что кишки его достигли земли значительно раньше его самого. Оглашая окрестности ужасным ревом, он попытался лизать рану, но она была слишком обширна и слишком кровоточила, чтобы охватить ее языком. И впервые лев понял, что его победили.

Дремучим, маленьким мозгом хищника, инстинктом зверя он понял, что его удачливая, приводящая к смерти всех, с кем он сталкивался, жизнь — закончилась. Он зарычал скорее жалобно, нежели грозно и с тоской в желтых глазах, в которых отражалась холодная, полная луна, глянул на своего убийцу.

Бесшумной тенью скользнул Конан за спину поверженного великана и точным ударом прекратил муки хищника — пронзил мечом его огромное сердце.

— Надо насобирать дров, — хрипло сказал гном, — сегодня у нас свежее мясо…

— Впечатляет… — помолчав, сказал Актион. — Я все больше убеждаюсь, что ты необыкновенный человек, Конан, и судьба у тебя будет необыкновенная… Не знаю, добудем ли мы корону, но королем ты станешь в любом случае…

А Конан, задумавшись, все стоял над телом поверженного льва, и с огромного меча капала на камни темная в лунном свете кровь.

Мясо старого льва было жестким, как сушеная солонина, и невкусным, но Хепат, которого обязали развести костер и поджарить лучшие куски, ел с большим удовольствием и нахваливал свое поварское искусство. Актион, с трудом проглатывая плохо прожаренные ломти, угрюмо молчал. Конан также не склонен был разговаривать в то время, когда его крепкие зубы расправлялись с твердым, как дерево, мясом. Это давало простор Хепату, ставшему после пережитого ужаса на удивление словоохотливым.

— Когда он прыгнул, я приготовился бросить кинжал, — невнятно говорил он с набитым ртом, — я целил в глаз льву и конечно бы попал. Конан меня опередил, а то… я бы… — и он брал новый дымящийся кусок.