Роберт Говард - Конан Классическая сага

— Только потому что у нее такая же как у тебя кожа, похожая на рыбье пузо, ты предпочитаешь ее мне! — прокричала Тананда. Ты еще пожалеешь о своей дерзости!

С грохочущим смехом Конан вышел из комнаты. Тананда опустилась на пол, колотя по мрамору кулаками и плача от досады.

Через некоторое время Шубба, который правил повозкой Тутмеса, направляясь к дому своего хозяина, проезжал мимо жилища Конана. Он был удивлен, увидев как Конан с обнаженной девушкой на руках входит через переднюю дверь. Шубба тряхнул поводьями и поспешил своей дорогой.

От наступающих сумерек зажгли первые лампы, когда Тутмес сел в своей комнате вместе с Шуббой и Муру, высоким кордофским колдуном. Шубба, беспокойно поглядывая на своего хозяина, закончил свой рассказ.

— Я вижу, что недооценивал в полной мере подозрительность Тананды, — сказал Тутмес. — Жалко терять такой многообещающий инструмент как эта немедийская девушка, но не все стрелы попадают в цель. Вопрос, однако, вот в чем: что нам делать дальше? Кто-нибудь видел Эджира?

— Нет, мой господин, — сказал Шубба. — Он исчез после того как затеял этот бунт против Тананды, довольно благоразумно, я бы сказал. Некоторые говорят, что он покинул Мероэ; некоторые говорят, что он скрывается в храме Джуллаха, занимаясь ворожбой день и ночь.

— Если бы наша божественная королева обладала мудростью червя, — усмехнулся Тутмес, — она бы захватила этот дом дьявола с помощью нескольких крепких стражников и повесила жрецов под потолком их собственного дома. — Два его слушателя вздрогнули и в замешательстве скосили глаза. — Я знаю, вы все запуганы их заклинаниями и привидениями. Ладно, давайте подумаем. Девушка для нас теперь бесполезна. Если Тананде не удалось выжать из нее секреты, то Конан сделает это более нежными методами, а в его доме она в любом случае не узнает ничего из того, что нас интересует. Она должна немедленно умереть. Муру, ты можешь послать своего демона в дом Конана пока он командует своими стражниками сегодня вечером, чтобы прикончить эту девку?

— Это я могу, хозяин, — ответил кордофец. — Не стоит ли мне приказать ему оставаться там до возвращения Конана и убить его тоже? Потому что я вижу, что Вы никогда не станете королем, пока жив Конан. Пока он занимает свой нынешний пост, он будет сражаться как дьявол чтобы защитить королеву, свою любовницу, потому что он обещал это делать, независимо от того что они временами ссорятся.

Шубба добавил:

— Даже если мы избавимся от Тананды, Конан все равно будет стоять у нас на пути. Он мог бы сам стать королем. Да он сейчас и так практически некоронованный король Куша — наперсник и любовник королевы. Его стражники любят его и клянутся, что несмотря на его белую кожу он на самом деле такой же как они черный человек внутри.

— Хорошо, — сказал Тутмес. — Давайте отделаемся от обоих одновременно. Я буду наблюдать за казнью Аахмеса на главной площади, так что никто не сможет сказать, что я приложил руку к этому убийству.

— Почему бы не послать демона и к Тананде тоже? — спросил Шубба.

— Время еще не пришло. Сначала я должен заручиться поддержкой других представителей знати, а это нелегко будет сделать. Кроме того, слишком многие из них воображают себя королями Куша. Пока моя фракция не станет сильнее, я так же непрочно буду сидеть на троне как Тананда сейчас. Поэтому я довольствуюсь выжиданием, позволяя ей, однако, повеситься от собственных перегибов.»

На главной площади Внутреннего Города к столбу, установленному в центре, привязали Принца Аахмеса. Аахмес был полным молодым человеком с коричневой кожей, чья полная невинность в политических делах, казалось, и позволила Афари поймать его в ловушку с помощью ложного обвинения.

Костры в углах площади и линии факелов освещали адскую сцену. Между столбом и королевским дворцом стоял низкий помост, на котором сидела Тананда. Вокруг помоста в три ряда были выстроены королевские стражники. Костры освещали красным светом длинные острия их копий, щиты из слоновьей кожи и перья головных уборов.

С одной стороны площади на своей лошади сидел Конан, возглавляя отряд конных стражников с поднятыми вверх пиками. Вдалеке сквозь нагромождение туч пробивалась молния.

В центре, где был привязан господин Аахмес, большее количество стражников поддерживало свободное пространство. Здесь королевский палач разогревал свои профессиональные инструменты над небольшой жаровней. Остальная часть площади была забита большей частью населения Мероэ, смешавшейся в одну большую однородную толпу. Факелы высвечивали светлые белки глаз и зубы на фоне темной кожи. Тутмес и его слуги образовали плотную группу в первом ряду.

Конан осматривал толпу, полный темных предчувствий. Пока все шло организованно, но кто знает, что может случиться, когда всколыхнутся примитивные страсти? Необъяснимая тревога сидела занозой в глубине его мозга. Время шло и эта тревога окрепла, не относительно своенравной королевы, но относительно немедийской девушки, которую он оставил в доме. Он оставил ее с единственной служанкой, черной женщиной, потому что все стражники были нужны ему для присмотра за сборищем на этой площади.

За несколько часов, в течение которых он знал Диану, Конану она очень понравилась. Милая, нежная и, возможно, даже девственная, она во всем контрастировала с вспыльчивой, бурной, страстной, жестокой, чувственной Танандой. Быть любовником Тананды было, конечно, волнительно, но со временем Конан начал думать, что он предпочел бы кого-то более бурного для перемены. Зная Тананду, он не исключал с ее стороны того, что она пошлет кого-нибудь из своих слуг чтобы убить Диану, пока Конан занят чем-то другим.

В центре площади палач раздувал свою маленькую угольную жаровню. Он поднял инструмент, который светился ярко-вишневым светом в темноте. Он приблизился к заключенному. Конану не было слышно сквозь ропот толпы, но он знал, что палач спрашивает Аахмеса о подробностях заговора. Пленник отрицательно качал головой.

Как будто какой-то голос звучал в голове Конана, требуя от его немедленного возвращения домой. В гиборейских краях Конан слышал рассказы жрецов и философов. Они спорили о существовании духов-хранителей и о возможности прямого общения одного мозга с другим. Будучи убежденным, что все эти люди сумасшедшие, он не уделил этому много внимания в то время. Теперь, однако, он подумал, что знает о чем они говорили. Он попытался отделаться от этого чувства как от простой выдумки, но оно вернулось, более сильное чем прежде.

Наконец Конан сказал своему адъютанту:

— Монго, возьми командование на себя пока я не вернусь.