Роберт Говард - Конан Классическая сага

Конан нежно погладил рукоятку своего меча.

— Кром и Митра! Старик, почему вы не убили эту тварь?

Старик слабо покачал головой.

— Она неуязвима, неубиваема — сказал он мягко. — Ее плоть состоит из субстанции, высосанной ею из своих жертв, и удерживается вместе непобедимой волей богини. Стрела или меч могут ранить эту плоть: но заживить рану для нее пустячная вещь. А жизненные силы, которые она пьет из других, оставляя от них сухие оболочки, дают ей ужасный запас внутренней силы, из которой она заново создает свою плоть.

— Сожгите ее, — прорычал Конан. — Зажгите дворец над ее головой или разрежьте ее на маленькие кусочки, чтобы пламя или костер могли их уничтожить!

— Нет. Она защищает себя темной силой адской магии. Ее оружие парализует всех, на кого она смотрит. Не меньше сотни воинов пробирались в Черную Часовню, чтобы положить конец ее ужасной тирании. От них ничего не осталось кроме живого леса неподвижных людей, из которых был устроен банкет для ненасытного монстра.

Конан тревожно пошевелился.

— Странно, что кто-то еще живет в этой проклятой земле, — громко сказал он. — Как эта мерзкая кровопийца до сих пор не высушила всех людей в этой долине до последнего человека? И почему вы не соберете свои пожитки и не покинете этого облюбованного демонами места?

— На самом деле мало кому из нас удалось уйти. Она потребляет нас и наших животных быстрее, чем природный прирост может восстановить потери. Многие годы эта ведьма насыщала свою жажду небольшой жизненной силой растущих зеленых растений, щадя людей. Когда земля превратилась в пустыню, она стала пожирать наши стада, потом наших рабов и наконец принялась за самих ахлатцев. Скоро мы все исчезнем, а Ахлат превратится в большой город смерти. Но мы не можем покинуть эту землю, потому что энергия богини удерживает нас в узких границах, за которые мы не можем выйти.

Конан потряс своей головой, его нестриженная грива слегка касалась обнаженных бронзовых плеч.

— Ты рассказал грустную историю, старик. Но для чего ты повторяешь ее мне?

— Из-за старого пророчества, — вежливо сказал Енош, поднимая поношенный и морщинистый свиток с табурета.

— Какого пророчества? Енош частично развернул свиток и указал на строки письма такой древней формы, что Конан не смог их прочитать, хотя и овладел шемитской письменностью в свое время.

— В положенный час, — сказал Енош — когда наш конец был близок, Неизвестные Боги, от которых отвернулись наши предки ради поклонения демонам, смягчили свой гнев и послали освободителя, который победил богиню и разрушил ее дьявольскую мощь. Ты, Конан из Киммерии, — этот спаситель…

Дни и ночи Варданес лежал в сырой тюремной камере под Черной Часовней Ахлата. Он и кричал, и умолял, и рыдал, и проклинал, и молился, но часовые в бронзовых шлемах, с тусклыми глазами и холодными лицами не обращали на это никакого внимания, заботясь лишь о его физических потребностях. Они не отвечали на его вопросы. И не хотели брать взяток, что очень удивляло его. Варданесу, типичному заморийцу, было трудно понять людей, которые не жаждали богатства. Кроме того, эти странные люди с их архаичной речью и старомодным вооружением так мало интересовались серебром, которое он получил от туранцев в плату за свое предательство, что они даже позволили его набитому монетами седельному мешку спокойно лежать в углу его камеры.

Однако о нем они заботились хорошо, мыли его изможденное тело и натирали его волдыри целебной мазью. И они кормили его роскошно прекрасной жареной дичью, сочными фруктами и сладостями. Они даже дали ему вина. Познакомившись с другими тюрьмами в свое время, Варданес сейчас осознавал, как это все необычно. Могут ли они, размышлял он беспокойно, откармливать его, чтобы потом зарезать?

И вот однажды стражники пришли в его камеру и вывели его наружу. Он предположил, что наконец предстанет перед каким-нибудь магистратом, чтобы ответить на какие бы то ни было абсурдные обвинения, которые могут предъявить ему обвинители. В нем возросла уверенность. Он не знал ни одного магистрата, чью благосклонность нельзя было бы приобрести с помощью серебра из его седельного мешка!

Но вместо суда или дознания его привели по темным и извилистым переходам к крепким дверям из позеленевшей бронзы, которые стояли перед ним словно ворота самого ада. Эти ворота были закрыты на три замка и на засов, и были достаточно прочны, чтобы противостоять армии. С напряженными руками и каменными лицами, воины открыли большую дверь и втолкнули Варданеса вовнутрь.

Когда дверь захлопнулась за ним, замориец обнаружил, что находится в удивительном зале из полированного мрамора. Этот зал тонул в глубоком мраке и толстом слое пыли. Везде были видны следы разрушений, которые никто не пытался починить. Он с любопытством двинулся вперед.

Был ли это большой тронный зал или трансепт какой-то колоссальной часовни? Трудно сказать. Наиболее заметной особенностью в этом обширном, сумрачном холле, если не считать его заброшенность, были статуи, установленные в нем группами. В голове обеспокоенного Варданеса появилось множество вопросов.

Первой загадкой был материал, из которого сделаны статуи. Несмотря на то, что сам зал был сделан из гладкого мрамора, статуи были сделаны из какого-то тусклого, безжизненного, серого, пористого камня. В нем было что-то отталкивающее. Он выглядел как мертвый древесный пепел, хотя и был на ощупь твердым как сухой камень.

Второй загадкой было удивительное мастерство неизвестного скульптора, чьи одаренные руки сотворили эти чудеса искусства. Они были словно живые в каждой детали до непередаваемой степени: каждая складка предметов туалета или ткани была копией настоящей одежды; была видна каждая прядь волос. Эта удивительная точность была даже в позах. Никакой героической расцветки, никакого монументального величия не было видно в этих могильных образах из тускло-серого, как штукатурка, материала. Они стояли в живых позах в группах и по два десятка и по сотне. Они были разбросаны здесь и там без всякого видимого порядка. Здесь были изваяны воины и дворяне, юноши и девушки, трясущиеся от слабости старики и дряхлые старухи, цветущие дети и ручные младенцы.

Но у всех была одна тревожная общая характерная особенность: у каждой фигуры в ее каменных чертах было выражение невыносимого ужаса.

Издалека, из глубины этого темного места Варданес услышал слабый звук. Это было, словно звук многих голосов, но такой слабый, что нельзя было разобрать ни одного слова. Причудливый диапазон шепотов проносился через лес статуй. Когда Варданес подошел поближе, он смог различить составляющие звука, которые сливались вместе: медленные, раздирающие сердце рыдания, слабые, агонизирующие стоны, смутный лепет молитвы, квакающий смех; монотонные проклятия. Эти звуки выходили, казалось, из полусотен глоток, но замориец не видел ни одного их источника. Хотя он всматривался по сторонам, он не видел ничего, кроме себя и тысяч статуй.