Роберт Говард - Конан Классическая сага

Была ночь. Ночь под небом, забрызганным звездами. Верблюд продолжал жевать свою жвачку; лошадь беспокойно заржала. Неподалеку лежала скорчившаяся фигура с отрубленной головой, посреди ужасного месива из крови и мозгов.

Амальрик посмотрел на девушку, которая стояла на коленях рядом с ним и говорила что-то на своем мягком неведомом языке. Когда мысли его прояснились, он начал понимать ее. Обратившись к полузабытым языкам, которые он выучил и на которых говорил в прошлом, он вспомнил язык, который учил, будучи студентом в южной провинции Коса.

— Кто… ты… есть, девушка? — спросил он медленно, запинаясь. Он сжал ее маленькую руку своими окрепшими пальцами.

— Я Лисса. — Имя ее звучало с легким пришептыванием. Словно шорох ручья о гальку. — Я рада, что ты пришел в себя. Я боялась, что ты умер.

— Еще немного, и мне бы не жить, — пробормотал он, бросив взгляд на страшную фигуру, которая недавно была Тилутаном.

Девушка вздрогнула и не стала смотреть в ту сторону. Рука ее задрожала. Они были так близко друг от друга, что Амальрику показалось, что он различает, как забилось ее сердце.

— Это было ужасно, — слабо выговорила она. — Как страшный сон. Ярость, драка, кровь…

— Могло быть и хуже, — буркнул он.

Она, похоже, улавливала малейшие перемены голоса или настроения. Ее свободная рука робко подкралась к его руке.

— Я не хотела обидеть тебя. Это было очень смело с твоей стороны — рискнуть жизнью ради незнакомки. Ты столь же благороден, как северные рыцари, о которых я читала.

Он бросил на нее быстрый взгляд. Ее широко открытые ясные глаза встретились с его глазами. В них отражалась только та мысль, которую она высказала. Амальрик начал говорить, но передумал и сказал не то, что собирался сначала.

— Что ты делаешь в пустыне?

— Я пришла из Гэзела, — ответила она. — Я… Я убежала. Я больше не могла это выдержать. Но мне было жарко, и одиноко, и я так устала, и я видела только песок, посек, песок, да еще слепящее голубое небо. Песок жег мне ноги, а мои сандалии быстро истрепались. Меня мучила жажда, а фляга с водой слишком быстро опустела. Я решила вернуться в Гэзел, но все направления выглядели одинаково. Я не знала, куда идти. Я страшно испугалась и побежала в том направлении, где, как мне казалось, был Гэзел. После этого я почти ничего не помню. Я бежала до тех пор, пока уже не смогла бежать.

Должно быть, я некоторое время лежала на обжигающем песке. Помню, как я вставала и шла вперед, шатаясь. Под конец мне показалось, что я услышала крик и увидела, как ко мне скачет черный человек на черной лошади. Больше я ничего не помню до тех пор, пока я не очнулась, лежа головой на бедре этого человека, который поил меня вином из фляги. Затем были крики и драка… — Она задрожала. — Когда все кончилось, я подобралась туда, где ты лежал, как мертвый, и постаралась привести тебя в чувство.

— Почему? — спросил он.

Она растерялась.

— Почему? — переспросила она. — Ну как же… Ты был ранен, и… ну, любой бы на моем месте так поступил. Кроме того, я поняла, что ты дрался, защищая меня от этих чернокожих. Люди в Гэзеле всегда говорили, что черные злы и причинят вред беззащитному человеку.

— Это касается не только черных, — пробормотал Амальрик. — Где находится этот Гэзел?

— Где-то недалеко, — ответила она. — Я шла целый день, и я не знаю, как далеко меня увез чернокожий от того места, где он меня нашел. Но он нашел меня примерно на закате, так что это было недалеко.

— В каком направлении? — спросил Амальрик.

— Не знаю. Я шла на восток, когда покинула город.

— Город? — пробормотал он. — На расстоянии дня пути отсюда? Я думал, что вокруг только пустыня на тысячи миль.

— Гэзел расположен посреди пустыни, — ответила девушка. — Он построен среди пальм в оазисе.

Отстранив девушку, Амальрик поднялся на ноги. Он негромко выругался, пощупав свое горло, кожа на котором была поцарапана и опухла. Он по очереди осмотрел троих чернокожих, и не обнаружил ни в одном из них признаков жизни. Затем он оттащил их одного за другим недалеко в пустыню. Где-то начали тявкать шакалы. Вернувшись к яме с водой, где терпеливо ждала девушка, сидя на корточках, Амальрик выругался: рядом с верблюдом осталась только черная лошадь Тилутана. Остальные лошади порвали свои путы и убежали во время драки.

Амальрик вернулся к девушке и протянул ей пригоршню сушеных фиников. Она жадно набросилась на них, а он сидел и наблюдал за ней. Растущее нетерпение пульсировало в его жилах.

— Почему ты убежала? — резко спросил он. — Ты рабыня?

— У нас в Гэзеле нет рабов, — ответила она. — Ах, я устала — так устала от вечного однообразия. Я хотела увидеть что-нибудь из внешнего мира. Скажи мне, из какой страны ты пришел?

— Я родился в западных холмах Аквилонии, — ответил он.

Она захлопала в ладоши, как обрадованный ребенок. — Я знаю, где это! Я видела твою страну на картах. Это самая западная страна гиборейцев, и ей правит король Эфей, Машущий мечом.

Амальрик испытал основательное потрясение. Он дернул головой и уставился на девушку.

— Эфей? Но Эфей мертв уже девять сотен лет. Нашего короля зовут Вилерус.

— Ах, конечно, — сказала она в замешательстве. — Какая я глупая. Разумеется, Эфей был королем девятьсот лет назад, как ты говоришь. Но расскажи мне — расскажи мне все о мире!

— Ну, это не так-то просто! — ответил он, не смутившись. — Ты не путешествовала?

— Это первый раз, когда я вышла за стены Гэзела, — объявила она.

Амальрик не отводил взгляд от ее округлой белой груди. В настоящий момент его не очень интересовали ее приключения. Этот Гэзел, откуда она пришла, мог быть хоть Адом, Амальрика это мало заботило.

Он начал говорить; затем, переменив намерение, грубо схватил ее в объятия. Мускулы его напряглись, так как он ожидал сопротивления с ее стороны. Но она не противилась. Ее мягкое, податливое тело лежало поперек его коленей, и она смотрела на него снизу вверх с легким удивлением, но без страха и без замешательства. Как будто она была ребенком, которому предложили поиграть в незнакомую игру. Что-то в ее прямом взгляде смутило его. Если бы она кричала, плакала, боролась или знающе улыбнулась, он бы знал, как с ней обращаться.

— Кто ты такая, во имя Митры? — грубо спросил он. — Твоя кожа нетронута солнцем. Ты не играешь со мной. По твоей речи понятно, что ты не простая деревенская девушка, невинная в своем невежестве. И все же ты ничего не знаешь о мире и о том, как себя в нем ведут.

— Я — дочь Гэзела, — беспомощно ответила она. — Если бы ты увидел Гэзел, быть может, ты бы понял.

Он поднял ее и опустил на песок. Поднявшись, он принес покрывало с седла и расстелил для нее.

— Спи, Лисса, — сказал он голосом, хриплым от противоречивых чувств.