Роберт Говард - Конан Классическая сага

— Они ошибаются, — сказал на это Декситус. — Братья мои знают, он явился сюда из Лемурии — страны, которая лежит на островах далеко за Кхитайским морем. Острова эти — остатки древнего материка, давно исчезнувшего в океане. Чтобы противостоять волшебнику, владеющему древней магией, тебе, Конан, понадобится кое-что, кроме меча и доспехов.

Троцеро спросил:

— Неужели же в нашем лагере нет какого-нибудь завалящегося чародея?

— Ну уж нет! — взревел Конан. — Эти штучки оставьте кому-нибудь другому — я не приму помощи колдуна!

Лицо Декситуса приняло скорбное выражение:

— Конан, может быть, ты и не отдаешь себе отчет, но ты очень огорчил меня.

— Каким образом? — удивился киммериец. — Я обязан тебе многим и не хотел бы расстраивать без причины. Перестань говорить загадками, дорогой мой друг.

— Ты сказал, что терпеть не можешь волшебников, что все они для тебя просто проходимцы, а ведь одного ты считаешь своим другом. Тебе нужна помощь, а ты даже и слышать о ней не хочешь. — Декситус замолчал было, но Конан знаком попросил его продолжать. — Знай же, что в дни моей юности я тоже начал изучать черную магию, хотя был не слишком хорошим учеником. Потом мне открылся свет Митры, и я оставил занятие с демонами и другими оккультными силами. Иначе меня не приняли бы в жреческий орден. И потому, когда мы отправимся…

— Мы?! — нахмурившись, воскликнул Конан. — Колдун ты или не колдун, ты слишком стар, чтобы проскакать верхом больше ста лиг! Тебе не выдержать такого путешествия.

— Глупости. Я намного крепче, чем ты думаешь. Годы строгой жизни не прошли напрасно, а тебе я понадоблюсь, парочку заклинаний я еще помню. Но когда мы отправимся туда, все узнают, что я занимался магией, и придется мне оставить храм. Печальный конец.

— Разве использование магии во имя победы непростительный грех? — сказал Конан.

— Для тебя — нет. Для жреца — да. К тому же мой орден относится к числу самых нетерпимых во всем, что касается колдовства. Но и выбора у меня тоже нет. Все, что я знаю и умею, я отдам на благо Аквилонии. — Жрец вздохнул, и во вздохе его слышны были слезы.

— Когда все закончится, — сказал Конан, — я попробую уговорить сделать для тебя исключение из этих суровых правил. А теперь, друг мой, пора собираться. Выезжаем через час.

— Сегодня?

— А когда же? Если пережидать ночь, утром нас окружит Ульрик, и что тогда? Просперо, подбери мне людей из своей сотни. Да смотри, чтобы у каждого было по две лошади. Но все должно быть сделано тихо. О нашем отъезде никому не говорить. Так что, пока меня нет, занимайтесь укреплениями. Ну, прощайте!

Молодая луна осветила верхушки деревьев, когда отряд всадников потихоньку вышел из лагеря. Впереди в белой накидке и шлеме Дракона ехал Конан. Рядом с ним с одной стороны покачивался в седле капитан Сильванус, с другой — Декситус, жрец Митры, одетый теперь как они. Следом ехали пятьдесят солдат, и каждый вел в поводу запасную лошадь.

Сильванус помог обойти лагерь Ульрика, и, выехав вновь на тарантийскую дорогу, отряд пошел ровной рысью. Вскоре зашла луна, и темнота поглотила отчаянных храбрецов.

Солнце давно село. На безоблачном небе ярко сияла луна. В королевском дворце в Тарантии монарх завершил вечернюю трапезу в Малой столовой, и золотые блюда уже убрали. Кроме дегустатора, стоявшего возле королевского кресла, двух гвардейцев, карауливших у отделанных серебром дверей, и прислуживавших за столом лакеев, никого больше в Малой столовой за ужином не было.

В королевских покоях горели тысячи ламп и свечей. И столь праздничным было это освещение, что всякий, кто заглянул бы в этот час во дворец, решил бы, что либо идет коронация, либо торжественный прием в честь дружественного соседа.

Но дворец был необычайно пуст. Не слышно ни милой болтовни дам, ни шарканья ног высших сановников. Залы немы и безлюдны, если не считать нескольких стражников с серебряными пластинами на груди, в которых отражались горящие огни. Караульные — либо безусые юноши, либо седобородые старики: едва дворцовая гвардия отправилась воевать с мятежниками, министры немедленно заменили Драконов другой стражей.

Лампы и свечи горели ночь напролет, ибо король, вообразив себя богом солнца, решил, что и ночью у него должно быть светло, как днем. И потому слуги бегали от лампы к лампе, проверяя, не закончилось ли в них масло, и с полными пригоршнями свечей снимали огарки в больших канделябрах.

Теперь, когда король окончательно потерял рассудок, придворные старались больше здесь не появляться. Первым, кто испросил позволения не бывать при дворе ежедневно, был канцлер Вибиус Латро, чьи кабинеты и жилые апартаменты располагались прямо во дворце. В один прекрасный день он отправил королю прошение об отпуске. Он написал, что чрезмерное усердие изрядно подкосило его здоровье и, если король не желает навсегда лишиться советов досточтимого канцлера, он должен отпустить того немедленно в загородное имение.

Когда король получил это прошение, он, только что запоров до смерти одну из своих младших жен, пребывал в отличнейшем расположении духа и просьбу удовлетворил. Латро немедля погрузил все свое семейство в кареты и отбыл якобы к себе, в северную провинцию. Но на первом же перекрестке приказал свернуть к восточной границе, и кареты понеслись в Немедию. Вскоре примеру канцлера последовали и другие сановники, а затем и простые дворцовые слуги.

В Малой тронной гостиной на полу лежал пестрый персидский ковер. Золотой узор оплетал рубиново-красный, сапфировый и аметистовый рисунок. На ковре стоял трон — поменьше того, что в Большом тронном зале, — довольно безвкусно изукрашенный львами, драконами, звездами и мечами. На спинке его гордо раскинул крылья аквилонский орел, отделанный драгоценными каменьями.

Рядом с троном лежал на специально установленной лиловой подушечке серебряный скипетр — символ царственной власти — и стоял прислоненный к ней огромный двуручный Меч Властителя, рукоять и ножны которого тоже сплошь были усеяны рубинами, алмазами и сапфирами.

В гостиной в этот час было двое: король Нумедидес, с тонким золотым обручем на голове, в длинном пурпурном одеянии, заляпанном вином и жиром, и Альцина, в развевающемся шелковом платье цвета морской волны.

Они стояли по обе стороны от трона, держась за подлокотники.

Альцина шипела:

— Ах ты, старый кобель! Да я лучше умру, чем позволю тебе коснуться себя. Где тебе за мной гоняться, старая, жирная, мерзкая дрянь! Поди, найди себе какую-нибудь свинью. Она тебе больше подходит.

— Я же сказал, я не сделаю тебе ничего дурного, маленькая ты злючка! — проскрипел в ответ Нумедидес. — Но поймать тебя я все-таки поймаю. Никто не в состоянии противиться желаниям короля, почти бога! Ну-ка, иди сюда!