Джон Норман - Гвардеец Гора

Я закрепил колесо и снова схватил кнут с крючка.

— Пожалуйста, прости меня, господин! — закричала она. — Я — ничто! Я — только рабыня!

Я с яростью ударил ее десять раз с несдерживаемой силой мужчины.

— Прости меня, господин! — кричала она. — Ой! — она завизжала.

Потом, рыдая, пытаясь вздохнуть, она могла только терпеть. После десятого удара она беспомощно повисла всем своим весом на цепи. Я разглядывал избитую рабыню. Я не думал, что она рискнет вновь быть самонадеянной. Такая самонадеянность, как она уже поняла, может повлечь за собой наказание. К тому же после этих побоев ее положение в доме станет для нее яснее.

Я похлопал ее кнутом сзади по левому плечу. Следовало произвести еще один удар.

— Да, господин, — проговорила она, — еще один удар, который напомнит мне, что я — рабыня.

Я снова встал за ее спиной слева. Я взялся за кнут двумя руками и снова с несдерживаемой силой нанес ей самый сильный из ударов. Она закричала от боли. И снова, рыдая, она повисла в наручниках. Избитая рабыня. Этот последний удар часто, хотя и не всегда, добавляется к порке рабыни. Его иногда называют бесплатным ударом или мнемоническим ударом. Очень часто его функция сводится всего лишь к удару для хорошего завершения. Конечно, какова бы ни была его цель, рабыня со всей полнотой понимает, что она наказана и что ее хозяин может, если захочет, бить ее сколько угодно, когда угодно и так долго, как ему заблагорассудится.

Я пошел в угол комнаты и повесил кнут на крючок. Я ослабил колесо. Звякнула цепь, и девушка упала на колени. Я снял с нее наручники и, используя колесо, вернул наручники и цепь в первоначальное положение. Находясь на своем месте над головой, в углу комнаты, они были видны, но не мешали. Девушка может ходить по комнате взад и вперед много раз за день и не думать о них или не замечать их. Но если ей надо их найти, она их увидит.

Я посмотрел на обнаженную девушку, с лицом, почти закрытым капюшоном. Она стояла на коленях под кольцом на изразцах. Я подошел и встал перед ней. Чувствуя мою близость, она робко вытянула маленькие руки, трогая мои икры и лодыжки. Затем она легла на живот передо мной, дотрагиваясь губами до моих ног.

— Прости меня, что не угодила тебе, мой господин, — сказала она.

Я почувствовал, как она целует мои ноги. Приятно иметь красивую рабыню у своих ног в таком виде.

— Я твоя рабыня, мой господин, — проговорила она, — и я люблю тебя. Я люблю тебя.

Она медленно поднялась на колени, все еще не поднимая головы и целуя мои ноги и лодыжки.

— Я люблю тебя, мой господин, — повторила она. — Я люблю тебя.

Затем, целуя мои ступни и ноги и держась за них, она медленно выпрямилась передо мной. Она подняла голову в капюшоне. Я увидел, что у нее дрожат губы.

— Я полностью твоя, мой горианский господин, — проговорила она. — Я подчиняюсь тебе всецело, во всем, как твоя абсолютная и жалкая рабыня. Делай со мной что пожелаешь. Я — твоя.

Тогда я отступил назад. Она жалобно протянула ко мне руки.

— Господин, — спросила она, — я не угодила тебе?

Она казалась маленькой, несчастной и потерянной.

— Я буду стараться преодолеть все, что могло остаться во мне от моей земной холодности, — пообещала она. — Я буду стараться стать настоящей горианской рабыней для тебя.

Я улыбнулся про себя. Земная женщина, привезенная на Гор и порабощенная, часто оказывается одной из самых темпераментных рабынь.

— Прояви милосердие ко мне, господин, — просила она. — Пожалуйста, не убивай меня!

Я снял с крючка на стене расстегнутый ошейник. Это был обычный ошейник, который носят многие девушки на Горе. Он был и привлекательный, и рациональный. Он будет хорошо смотреться на горле девушки и прекрасно держаться.

— Пожалуйста, не убивай меня, господин, — жалобно взмолилась девушка. — Ошейник! — воскликнула она, трогая металл. — Ошейник!

Она дотянулась до моего запястья и, схватив его, поцеловала мою руку и ошейник, который в ней был. Она подняла голову, почти скрытую под плотным капюшоном рабыни, ко мне.

— Ты соблаговолишь надеть на меня твой ошейник, мой господин? О, спасибо тебе, мой господин! Спасибо тебе! Я хочу твоего ошейника! Я прошу твоего ошейника! О, пожалуйста, господин, надень твой ошейник на меня! Закуй меня в ошейник! Я — твоя!

Мне очень нравилось, что бывшая мисс Хендерсон, которая была такой высокомерной девицей на Земле, стоит обнаженная передо мной, в качестве горианской рабыни и просит ошейник.

— Надень на меня ошейник, господин, — молила она. — Я — твоя!

Я откинул ее голову назад и грубо надел на нее ошейник.

— Спасибо тебе, господин! — выдохнула она. — Спасибо!

Я потянул ее за руки, приподняв с колен. Ее голова была отброшена. Я надел наконец на нее ошейник! Она носит мой ошейник! Я тряс ее в диком возбуждении. Она носит мой ошейник!

— Господин? — она задохнулась от страха.

Тогда я, сдерживая крик радости, скрутил ее и бросил на живот на изразцы у своих ног. Она лежала, испуганная, тяжело дыша, с руками у головы.

— Господин? — она спросила испуганно.

Я посмотрел на нее, распростертую у моих ног. Она, которая была когда-то высокомерной мисс Хендерсон на Земле, теперь лежала передо мной на животе, на изразцовом полу моего дома, обычная раздетая горианская рабыня. Я видел ошейник на ее горле. Он принадлежал мне и был застегнут. Я заковал ее в ошейник! Я владел ею!

— Господин? — снова спросила она.

Какое наслаждение давал мне ее вид в качестве моей закованной в ошейник рабыни!

Я подошел к ней и ногой перекатил с живота на спину. Она вздрогнула и раздвинула лодыжки, Я улыбнулся. Что за милая рабыня она была!

Я отступил назад, пройдя в середину комнаты. Затем я щелкнул пальцами, и она поползла ко мне и потом, нащупав мои ноги, встала на колени передо мной.

— Если я прогневала или оскорбила моего господина, — произнесла она, — пожалуйста, позволь мне ублажить и умиротворить его в интимной манере женщины-рабыни.

Я ничего не сказал.

— Я благодарю моего господина за его ошейник, — прошептала она. — Я безмерно счастлива носить его. Я буду бороться за то, чтобы быть достойной ошейника такого человека.

Ошейники, между прочим, могут восприниматься девушками совершенно по-разному. В частности, новые девушки, закованные в ошейник, сначала ощущая беспомощность, могут чувствовать себя в них несчастными. Например, они не могут снять его. Ошейники сделаны так, чтобы оставаться на горле. Девушка, глядя на себя в зеркале, видит, что ее горло сковывает то, что она в это время может воспринимать как позорный и унизительный, даже пугающий знак ее порабощения. Это может расстраивать и пугать ее. Некоторые девушки даже боятся покидать дом в ошейнике, опасаясь, что на улицах, без вуали, почти не одетые, в ошейнике, они могут умереть от стыда. Их иногда мягко заставляют выйти за ворота кнутом.