Джон Норман - Гвардеец Гора

Она попила из нее, опираясь на руки и колени, лакая как слиниха.

— Мой господин поит меня, — сказала она, стоя на четвереньках и глядя на меня. — Рабыня благодарна.

В такой простой горианской манере, кормлением с рук и подачей воды на пол, без разрешения использовать руки, я продемонстрировал ей, что ее еда и питье, такие естественные вещи, все — под моим контролем.

— Теперь ты можешь сесть, прислонившись к ножке кровати, — разрешил ей я.

— Да, господин, — сказала она.

Я присоединился к ней. Затем мы поели, беря с подноса финики, и кусочки ларма, и пирожные. Мы завтракали и болтали.

Приятно завтракать в постели, так сказать, с обнаженной молодой дамой, особенно если она прикована цепью за шею к твоему кольцу для рабынь.

Мы болтали о многих вещах, включая нашу прошлую жизнь на Земле и наши впечатления об университете. Она была говорлива и оживленна.

— У меня есть сюрприз, — сказал я ей.

Я принес из кухни сосуд с черным вином, с подогретым сахаром и чашками с ложками. Я также принес маленькую миску с сухим молоком боска. Сливки у нас закончились накануне, и, так или иначе, они бы не сохранились до утра. Если бы я захотел сливок, мне бы пришлось идти на рынок. Кстати, в моем доме, как в большинстве горианских домов, нет сундука со льдом. На Горе мало холодильников. Обычно пища сохраняется либо в сушеном виде, либо засоленной. Некоторые холодильники, конечно, все же существуют. Лед нарубается с прудов зимой и затем сохраняется в ледниках, под опилками. Можно сходить в ледник или заказать доставку льда в специальных вагонах. Большинство горианцев, конечно, не могут себе позволить роскошь использовать лед летом.

Девушка приготовилась прислуживать мне.

— Я полагаю, господин предпочитает черное вино «вторая рабыня», — проговорила она.

— Да, — сказал я.

Я наблюдал за тем, как она наливает напиток. Она делала это так аккуратно, почтительно, стараясь не пролить ни капли. Я заметил, как выступают ее груди. Как прекрасно, когда тебе прислуживает красивая женщина.

— Здесь две чашки, — прошептала она.

— Одна для тебя.

— Черное вино дорого.

— Налей себе, — велел я.

— Даже несмотря на то что я — рабыня? — спросила она.

— Да!

— Я рабыня высокого ранга? — задала она вопрос.

— Ты желаешь, чтобы я откинул твою голову назад, запустив руку в волосы, почти ломая тебе спину, и воткнул горлышко сосуда между зубов, наливая его, как есть черным и обжигающим, прямо в горло? — поинтересовался я.

— Нет, господин! — воскликнула она.

— У тебя красивое клеймо, — заметил я.

— Спасибо, господин, — сказала она.

— Ты не рабыня высокого ранга, — продолжал я. — Ты низкая рабыня. Ты самая низкая из низких рабынь.

— Да, господин!

— И не забывай об этом, — добавил я.

— Слушаюсь, господин.

— Теперь налей себе чашку вина, — приказал я.

— Да, господин, — послушалась она. — Можно, я разбавлю свой напиток?

— Да, — разрешил я.

Я смотрел, как она смешивает большую порцию сухого молока боска и два кусочка сахара в чашке. Затем она поставила маленькую круглую металлическую чашку на поднос.

— Почему ты не пьешь? — спросил я.

— Девушка не пьет раньше хозяина.

— Я вижу, что ты не совсем глупая.

— Спасибо, господин, — отозвалась она.

Я отхлебнул черного вина. Тогда она тоже поднесла свою чашку к губам.

— Ты можешь пить, рабыня, — сказал я.

Тогда она, опустив голову, держа маленькую чашку за две крохотные ручки, сделала маленький глоток.

Мы пили черное вино в молчании, прихлебывая его и глядя друг на друга.

Как она была красива, и я владел ею!

— Мне очень нравится принадлежать тебе, господин, — шепнула она.

— Заканчивай с вином, — откликнулся я.

— Да, господин, — сказала она.

Я поставил свою чашку на поднос.

Я рассматривал ее, начиная с ее маленьких ног, лодыжек и икр; ее красивые бедра, ее прелестный живот, ее талию и прекрасные груди, ее плечи, и руки, и ладони, ее белую шею, обмотанную цепью, ее очаровательные губы, ее чувственные и аккуратные черты, ее глубокие, волнующие глаза и прекрасные, здоровые темные волосы, каскадом спускающиеся на плечи, ни разу не стриженные, наверное, с тех пор, как ее привезли на Гор.

Она робко поставила свою чашку на поднос.

— Господин желает меня, — сказала она.

Я отодвинул поднос в сторону, достаточно далеко от мехов. Она присела у дальнего угла большой кровати. Я видел, что она была испугана.

— Ты иногда боишься желаний твоего господина? — спросил я.

— Иногда, — согласилась она. — Твоих глаз.

— Что такого ты видишь в моих глазах?

— Горианское вожделение, — объяснила она, — и я, закованная рабыня, ощущаю себя беспомощным сосудом, в который оно изольется.

Я щелкнул пальцами. Она, хотя и напуганная, должна прийти ко мне в руки.

Я перебросил цепь назад через ее плечо и обнял ее. Она слегка попыталась отпрянуть, испуганная.

— Как ты можешь чувствовать такое желание к той, которая является просто рабыней? — спросила она.

— Как мог кто-то испытывать такое желание, — засмеялся я, — к той, которая не была рабыней?

Она вздрогнула. Было приятно чувствовать, как трепещет она в моих руках.

— Безусловно, — проговорил я, — ты всего лишь безымянная рабыня.

— Господин уже подобрал мне имя?

— Вниз! — приказал я. — На руки и на колени на меха, голова дотрагивается до мехов!

Быстро и испуганно она выполнила приказ. Я шлепнул ее.

— Ой! — вскрикнула она.

— Я могу подумать об имени для тебя, — обратился я к ней.

— Пожалуйста, нет, господин! — кричала она.

Я положил свою руку на нее. Она поежилась.

— Кажется, ты хорошо информирована насчет желаний господ, — сказал я. — Я уверен, что ты так же хорошо знаешь желания рабынь.

Она тихонько заплакала.

— Я могу подумать о другом имени для тебя, — проговорил я.

— Пожалуйста, нет, господин, — сказала она.

— Но тогда зачем бы я стал так откровенно сообщать о темпераменте своей маленькой рабыни? — спросил я.

Она всхлипывала.

— Я могу назвать тебя любым именем, как ты знаешь, — сказал я.

— Да, господин!

— Сейчас на четвереньки, руки выпрямить, голову вверх! — приказал я.

Она немедленно приняла эту позу.

— Пожалуйста, не подвергай меня рабству четвероногого животного, господин, — просила она.

— Я сделаю это и буду держать тебя так, если захочу, — сообщил я ей.

— Да, господин, — ответила она.

— Возможно, я стал бы звать тебя Принцесса или Трикси, — сказал я.

Я употребил английский, произнося эти имена, так как в горианском нет точного эквивалента для них.

— Господин может делать как пожелает, — проговорила она.

— Но такие имена, возможно, лучше оставить для нашего секс-спорта, — размышлял я. — К тому же они будут мало понятны нашим горианским друзьям.