Лиза Смедман - Жертва Вдовы

Квили подняла бровь, ожидая. Однако за этими словами не последовало больше ничего. Наконец жрица кивнула.

— Ты ничего не могла сделать, чтобы спасти ее, — согласилась она.

Облегчение Халисстры было очевидным, и, возможно, все и в самом деле было так просто. Быть может, Халисстра испытывала чувство вины за смерть двух жриц, сопровождавших ее на Дно Дьявольской Паутины, вины не менее мучительной, чем покаяние, назначенное ей Ллос.

Квили вдруг подумала, не слишком ли далеко она зашла в разговоре с Халисстрой. Она сменила тон на успокаивающий.

— Такая смерть, как у Фелиани, всегда потрясает, — сказала она. — Тут всякий бы усомнился в своей вере. Легко было подумать, что Эйлистри покинула тебя, но это не так. Это ее магия воскресила тебя, после того как моргенштерн Данифай раздробил тебе череп.

Халисстра вскинула голову.

— Эйлистри была… со мной? — сдавленно прошелестела она. — Даже когда…

— Была, — подтвердила Квили.

В глазах Халисстры появилось ожесточение.

— Если Эйлистри была со мной, почему она позволила Ллос завладеть мною?

— Как бы ни была сильна Эйлистри, Ллос в своих владениях более могущественна, а особенно в своей крепости, — развела руками Квили, — но Эйлистри и я не покинули тебя. Мое провидение оборвалось, когда Данифай нанесла тебе удар. Я думала, что ты мертва, пока Эйлистри не дала мне понять, что это не так. Что бы ни случилось в Паутине Демонов после этого, Эйлистри простит тебя.

Халисстра хмуро смотрела на Квили. В ее глазах не было уверенности.

— Еще один, последний, вопрос, — продолжила Квили. — Прошло уже три года, как Ллос нарушила свое Молчание. Что ты делала все это время?

Халисстра неловко заерзала:

— Я убежала со Дна Дьявольской Паутины лишь год назад. До этого я была… занята.

— Выполняя повеления Ллос, — предположила Квили.

— Я никогда не нападала на ваших жриц, — сверкнув глазами, заявила Халисстра.

Квили отметила выбор слов. «Ваших» жриц. Горькая игра слов.

— Я охотилась за Домом Джэлр и Домом Озковин, — сказала Халисстра. — Клириками Варауна. Они и ваши враги тоже.

— Да, они поклоняются Варауну, — мягко ответила Квили, — но кто-то из этих Домов, возможно, стремился к искуплению.

— Не все, — перебила Каватина. — Она кивнула на Халисстру. — Последний убитый ею умер нераскаявшимся. Я дала ему возможность искупить свою вину перед смертью, но он отказался.

Квили нахмурилась, не понимая:

— Ты воскресила одну из ее жертв?

— Как раз наоборот, — возразила Рыцарь Темной Песни со смешком. — Он был вполне жив внутри ее кокона, когда я нашла его.

— Ты убила его?

Каватина без тени раскаяния взглянула на Квили:

— Он заслуживал смерти.

Каватина, похоже, не собиралась развивать эту тему. Квили сочла нежелательным продолжать спор в присутствии Халисстры, слушавшей чересчур внимательно. Были вопросы и поважнее этого. Лунный Клинок. Если он все еще существует, дело, начатое три года назад, должно быть продолжено.

Поверх головы Халисстры она бросила взгляд на Каватину. Рыцарь Темной Песни была готова действовать, глаза ее ярко блестели в лунном свете. Каватина мастерски владеет мечом и обладает опытом сражений с демонами. Помимо самой Квили она — наиболее логичный выбор для экспедиции по возвращению Лунного Клинка. Если тот еще существует.

— Жрица? — спросила Квили вслух. — Готова ли ты? — В то же время она с помощью магии передала Каватине беззвучное сообщение: «Это будет ловушка. По всей вероятности, храма больше нет, клинок тоже потерян».

Каватина стояла напряженная. Рвущаяся в бой. «Но если это правда? Если меч можно вернуть?»

— Тогда ты принесешь его мне, — вслух ответила Квили. Говоря, она поглядывала уголком глаза на Халисстру, следя за ее реакцией.

Халисстра не выказала никаких признаков разочарования. Казалось, ее не волновало, что саму Квили не удастся заманить на Дно Дьявольской Паутины.

Губы Каватины приоткрылись и сомкнулись снова. Квили чувствовала, что ей хотелось возразить, настоять на том, что именно Рыцарь Темной Песни должна попытаться убить Ллос, но, вместо этого, жрица склонила голову.

— Песнью и мечом мы победим, — сказала она.

— Дроу наконец освободится от Паучьей Королевы.

— Песнью и мечом, — пробормотала Квили и глубоко вздохнула: Халисстра, подумала она, как монета, балансирующая на ребре. В какую сторону она упадет: к предательству или помощи? Пророчество трехлетней давности говорило, что возможно и то и другое.

Нет. Пророчество говорило, что и то и другое будет. По словам самой богини, Дом Меларн поможет — и предаст. Одна монета может упасть только на одну сторону.

Неужели есть где-то другая «монета», ожидающая своего часа, чтобы объявиться? И если да, то где?

К'арлайнд подошел к дереву, приютившему жриц. Оно еще было покрыто листвой, несмотря на недавний снегопад. Защищенные древней магией, ветви его искрились на фоне ночного неба, сверкая переливающейся зеленью, напомнившей К'арлайнду магический огонь, украшавший здания и дороги там, дома.

Ствол был огромен, толщина его была сравнима с шириной улиц Чед Насада. Кора его в нескольких местах выпятилась, образовав огромные древесные узлы, именуемые капами. В каждом из них было выдолблено по комнате со входом и круглой деревянной же дверью. К дверям вели лестницы, состоящие из отдельных палочек, парящих в воздухе. Эти палочки выглядели вполне безобидными, но дотронься до них кто-либо, имеющий злые намерения, и вырезанные на них глифы мгновенно активируются и сделают их острыми как бритва. Враги Эйлистри, имевшие глупость воспользоваться этой магической лестницей, разом остались бы как минимум без пальцев.

У К'арлайнда, однако, имелся более простой способ попасть в жилище — его знак Дома. Поразмыслив, он активировал его и вознесся в воздух, к комнате Роваан.

Из щели между дверью и рамой пробивался желтый свет. Хоть Роваан и была темной эльфийкой, она, похоже, отказывалась от своего ночного видения. К'арлайнд, зависнув в воздухе, уничтожил магию глифа на двери, простенькую защиту в виде мысленного внушения, убеждающего мужчин не прикасаться ни к этой двери, ни к ее ручке. Потом маг поднял руку, чтобы постучать.

Однако так и не постучал. Он медлил. Он собирался уговорить Роваан сопроводить его в Променад и представить там Квили. У него имелась подходящая история, тщательно отрепетированная, чтобы снискать симпатию Роваан, про то, как Халисстра спасла ему жизнь после того падения с ящера. Он скажет ей, что это пробудило в нем такие чувства, о наличии которых в себе он даже не подозревал, и он обнаружил, что беспокоится о Халисстре. Что он даже — как это называется? — да, точно, что он любит свою сестру. И сопроводит все это мольбой: вот если бы он смог просто переговорить с Квили — совсем недолго, не отрывая верховную жрицу от ее, несомненно, важных дел, — то, может, сумел бы узнать что-нибудь еще о той, которая одна имела для него значение в целом мире. Однако теперь, перед порогом Роваан, это представлялось слишком простым — примерно таким же волнующим, как прыгнуть со стола на пол. Ему хотелось чего-нибудь посложнее.