Юрий Бахорин - Ущелье смерти

Наверное, злость ее оказалась настолько сильна, что испепеляющий взгляд вонзился в спину спасенного, и тот неуютно заерзал в седле. Соня усмехнулась. Э, нет! Тут все совершенно иначе.

Своими ногами митрианец отправился на поиски смерти, своими словами добился ее — никто его не заставлял. Так что нет, Север, и случай не тот, да и человек другой. Она удовлетворенно улыбнулась и тут же покачала головой: раз она это понимает, то и Вожак не мог не подумать о том, что она непременно догадается. Да ведь и привела-то его сюда именно она. Захотелось, видишь ли, посмотреть, чем там занимаются почитатели Огненного Бога. Посмотрела… Так сказать, ощутила близость родственных душ… Сколько их там отлетело к Эрлику? Она пошевелила губами: похоже, трое. Взгляд ее вновь уперся в черную спину. Стоила ли одна его жизнь трех отданных ради ее спасения?

Впрочем, если судить по разговорам тех трех скотов, они немало людей отправили в огненные чертоги своего бога, чего явно не скажешь о зингарце, который, похоже, просто надоел несчастным рыбакам чуждыми им проповедями. Однако как же так случилось? Терпели, терпели и вдруг... Очень странно. Особенно странно опять-таки, если припомнить их разговоры, из которых она поняла, что расправа задержалась только из-за того, что они никак не могли выбрать способ казни, или «приобщения к истине», как метко выразился один из них.

Когда Соня въехала на небольшую, окруженную невысокими отвесными скалами круглую площадку, Север уже деловито расхаживал, освобождая вьючных коней от поклажи. Гана перестала что-то бормотать и, схватив бурдюк, побежала по воду. Зингарец тоже выбрался из седла и теперь с истинно митрианским смирением стоял в сторонке, сложив пухлые ручки на объемистом животе.

— Давай-ка! — прикрикнула на него Соня, спрыгивая на землю — Собери дров — нечего столбом стоять на месте!

— Нет, дочь моя,— неожиданно возразил тот.— Не пристало мне, служителю божьему, осквернять себя заботами мирскими.

— Вот оно как? — От неожиданности красавица даже остановилась и окинула его насмешливым взглядом, начиная от босых грязных ног и заканчивая выбритой наголо макушкой.— Значит, не пристало?

— Истинно так, дочь моя,— ответил он, старательно отводя взгляд от прекрасной полуобнаженной воительницы.— Мое дело — нести заблудшим свет истинной веры и принимать их благодарность в виде скромной пищи и крова на ночь.

— А скажи-ка мне, жрец, культовые служители соглашаются отягощать себя такими мирскими пустяками, как помощь ближнему и изъявление благодарности? — елейным голоском поинтересовалась Соня.

— О, да, дочь моя! — с готовностью закивал жрец.— Эти основные мирские заповеди святы и для нас, служителей Всеблагого,— с достоинством согласился он.— Хотя есть и другие…

Похоже, он собрался пуститься в пространные объяснения, но Соня оборвала его словоизлияния в самом начале.

— Остановимся пока на первых двух, которые ты собирался нарушить,— заявила она.

— Я-а? — в ужасе воскликнул тот.

— Тебя только что спасли от смерти,— хладнокровно напомнила Соня,— и желают получить благодарность в виде твоей доли в общих приготовлениях к ужину и ночлегу.— Она хмуро посмотрела на него и покачала головой.— Давай-ка за дровами…— Она помолчала.— Пока Митра не разгневался.

Соня не стала следить за борьбой благодарности, ущемленной гордости, нежелания работать и желания поесть, отражавшейся на лице их неожиданного спутника. Она просто развернулась и пошла заниматься своими делами: устраивать очаг, расчищать землю от камней и готовить для всех спальные места.

Север только что освободил от упряжи коней, которые успели напиться воды из протекавшего неподалеку ручья, и решил вернуться к спорщикам, чтобы высказать и свое мнение, но Соня уже отошла в сторону.

— Вулоф! — крикнул он тогда.— Отведи коней к траве и отправляйтесь с Вилвой на охоту. Да и мне, похоже, пора,— сказал он, обращаясь уже к жрецу, нагнулся за луком и добавил: — Лучше не спорь с ней, жрец, а то пожалеешь, что жив остался.

— Воистину сказано,— сложив пухлые руки на животе, согласился уже пришедший в себя зингарец.— Рыжие люди либо отвратительно дурны, либо необыкновенно хороши.

— Я необыкновенно хороша! — гордо заявила Соня, которая, оказывается, слышала весь их разговор.— Убедись сам, жрец.— Она бросила на землю одеяла, которые держала в руках, откинула на спину роскошные медные волосы и, выгнув спину, призывно посмотрела на него. Ее рука скользнула по сильному загорелому бедру, задела подол платья, чуть приподняв его.— Ну-у,— протянула она,— хороша я?

Он смотрел на нее, раскрыв рот, а когда опомнился, сил бедняги хватило только на то, чтобы махнуть рукой, отталкивая ужасное видение.

— Митре нет дела до красоты лица,— судорожно облизнувшись, прошептал он мгновенно севшим голосом.— И до привлекательности тела тоже,— закончил он, окинув красавицу торопливым взглядом, и стыдливо отвел глаза.— Всеблагого интересует только душа.

— Моя душа еще прекрасней! — заверила она толстяка, делая шаг вперед.— Вот хоть у Севера спроси!

Вожак, однако, сейчас больше походил на каменного истукана, чем на живого человека. Он знал, что незадачливый жрец понимает все совсем не так. Никто и не собирался его соблазнять. Он просто проходил обряд посвящения в их маленькое общество. Отчего-то Север ни на миг не усомнился, что спасенный митрианец пойдет с ними, как и Гана. Он не радовался этому и не злился. Он просто не хотел влиять на принятие решения. Вернувшаяся с целым мешком плодов, собранных в соседней роще, Гана некоторое время прислушивалась к разговору, пока не сообразила, что к чему. Тогда она всплеснула руками и мгновенно включилась в игру.

— Ах, Соня! Хоть ты и прекрасна, но, похоже, не в его вкусе! — уверенно заявила она.— Правда?

Увидев, как жрец закатил глаза и зашептал охранительную молитву, отчаянно взывая к своему покровителю, Север чуть заметно хмыкнул и обменялся насмешливым взглядом с Соней, которая кивнула на подругу. Вожак понял ее мысль. Впрочем, он и сам не раз удивлялся тому, как быстро удается девушке, выросшей в Яме, приспосабливаться к нормальной жизни.

— Я ведь тебе больше по нраву? — лукаво спросила Гана, зазывно улыбаясь.

— Я думаю, мне лучше уйти,— побелевшими губами прошептал зингарец и на ватных ногах медленно побрел прочь.

— Вот ведь лень до чего доводит,— ехидно заметила Соня.— Лишь бы не работать!

— Я с тобой, жрец! — обрадовалась Гана.— Мы найдем укромное местечко, ты обнимешь меня, и пусть мудрость Всеблагого озарит мою заблудшую Душу.

— Нет!!! — завопил тот, чуть не рыдая.— Пожалуй, мне лучше остаться!

— А-а-ха-ха-ха! — расхохоталась девушка.— Соня, он нас боится! — поделилась она своим открытием.— Какой душка! Дрожит и потеет, как шлюха в храме Митры!