Оксана Демченко - Бремя удачи

Первым ловцом удачи был проводник. Пришел, принес чай, выждал момент – и деловито, сосредоточенно выдрал у меня из прически длинный волосок. На удачу. Чего уж там, повезло ему сразу… Я закричала с перепугу, чай разлился и ошпарил злодею руку, два стакана разбились, Семка прибежал с чемоданом и, не разбираясь, кулаком припечатал везение проводника. Хороший такой получился синяк, на редкость крупный и внушительный.

Вторым любителем бесплатного счастья стал начальник поезда. Он явился, едва сбежал ошпаренный удачей проводник: извинился по поводу происшествия, представил нам нового проводника, назначенного взамен прежнего, переведенного от меня подальше в другой вагон. Уже во время разговора начпоезда сообразил, кто я есть на самом деле. И вцепился удаче в хвост, то есть мне – в руку. Сын у него поступает в колледж, сестра болеет, по службе продвижения никакого, а жизнь дорожает, а…

Каким чудом наш поезд не сошел с рельсов, знает лишь Сема. Тряхнуло состав прилично. Но Хромов успел меня отвлечь и, бережно придерживая под руку, увел белого, как наволочка, бескостного и пухово обмякшего начпоезда. Семка надежно запер купе и долго не появлялся. Так долго, насколько было необходимо, чтобы ловец удачи снова начал разговаривать и понял доводы Хромова: я очень неопытная птица. Я пока что легко перевожу эмоциональные посылы в колебания поля удачи. То есть, проще говоря, мое присутствие в поезде делает прибытие в пункт назначения очень, очень большой удачей. Почти недостижимой, если меня еще раз вывести из равновесия.

К ночи вагон опустел. Не знаю, куда эвакуировали пассажиров, но я за них рада. Не пришлось людям слышать, как я кричу и жалею себя, как дохожу до позорнейшей показной истерики и даже неискренне угрожаю Хромову самоубиться и таким образом спасти от своей дурацкой удачи многострадальную родину. Не видели наши бывшие соседи, и как Семка меня воспитывает.

К утру я взяла себя в руки. Начпоезда тоже очнулся и из недр железнодорожной системы добыл проводника восьмидесяти девяти лет, полуслепого, глуховатого, не умеющего читать и не интересующегося в жизни ничем, кроме изготовления самокруток и вдумчивого их выкуривания. Между сеансами постановки в вагоне надежнейших слезоточивых дымовых завес этот дедок умудрялся готовить сносный омлет и заваривать крепчайший чай. Мы даже подружились. Это так замечательно, когда от тебя не ждут ничего особенного…

Третья напасть самоустранилась. Цыгане на станции во время пятиминутной стоянки обнаружили в поезде пустой вагон. Вскрыли дверь, ввалились пестрой гурьбой, заперли нашего проводника в его клетушке и приготовились обживаться табором в столь дивной и совсем бесплатной обстановке. Но тут в дверях злым роком возникла я, серьезная и недобрая. Старая гадалка, явно бывшая дорожница-самоучка, кое-что понимающая в удаче, подавилась предложением погадать и… И тихо, проникновенно попросила не рассказывать ей всю правду. Цыгане сгинули, напоследок одарив старого проводника махоркой и сочувствием: ему-то с нами ехать до столицы.

Я перешла к активным действиям, именно после того как осознала, что мною можно насмерть перепугать целый табор. То есть начала слушать Сему. Во всем слушать. И слушаться – тоже. Он мой высший маг. Высший просто потому, что я ему безгранично верю. И никогда не смогу пожелать дурного, а даже если пожелаю, оно Семку не затронет, потому что слова пусты. Силу имеют лишь движения души, и, увы для мира, моя душа пребывает в состоянии вулканического извержения. Я себя не понимаю, я себя боюсь. У моря, в уединении, полагала, что справилась с первым порывом полноценно раскрывшегося собственного дара. Но не учла чужих талантов доводить и донимать.

Семен взялся за восстановление порядка в моей душе с достойными высшего мага организованностью и убежденностью. Он напоил меня чаем и подробно втолковал: я, Береника фон Гесс, самый обычный паровой котел. Так проще, я ведь выросла на железной дороге, в котлах разбираюсь, спасибо деду Корнею.

Так вот, я – паровой котел. Нормальные люди – пассажиры поезда. Они перед котлом ни в чем не виноваты. Они могут пить, буянить и даже ехать «зайцами». Они вправе желать поскорее добраться до места. Они иногда не осознают роли котла в этом процессе или, наоборот, норовят оказать содействие кочегарам. Но все перечисленное меня не касается. Паровые котлы на людей не обижаются, у них совсем другое предназначение.

Я допила чай, закрыла глаза и представила себя котлом. Мне сперва понравилось. Обстоятельства, желания, варианты событий, рисунок природных зон, настроение удачи – все это топочный уголь. Я сгружаю в топку весь набор неупорядоченного и бессистемного – и произвожу из него полезную работу.

– Хромов, какое-то неженское получается сравнение, – насторожилась я.

– Вспомни Мари с ее суфражистками или ремпоезд и его ужасное равноправие в переноске шпал, – посоветовал Семен. – Реночка, у аттиков богиня победы – Ника. Женщина. Хотя война – самое неженское дело на свете. И самое неправильное… Может быть, они полагают, что женщина хотя бы способна на милосердие к поверженным врагам. А может, ее назначили богиней победы просто так, не спросясь, всего-то потому, что у нее дар. Как у тебя, Ника-Береника.

– Семка, так что же делать?

– Принять то, что ты не можешь изменить при всей своей удаче. Ты птица, и твое дело некому более передать. Ты должна работать. Как котел: надежно, по возможности с высоким КПД, без взрывов и накипи. Ты – котел, все прочие – пассажиры. Между вами нет ничего общего. Они даже не видят тебя, они просто купили билеты на поезд. Когда ты сможешь отделить себя в сознании от толпы, ты станешь неопознаваема. Это теория высшей удачи, зрелой. Записи Карла Фридриха. Мне твой папа отдал их весной, я изучаю.

– Хромов, а ты кто? Машинист?

– Примерно так. Состою при котле, – подмигнул этот тощий журналюга, который на кочегара или машиниста никак не тянет. – Я стараюсь сделать все возможное, чтобы ты не взорвалась. И чтобы поезд двигался по путям.

– Так что мне делать, когда они в волосы вцепляются или…

Хромов тяжело, со всхлипом, вздохнул. Я испуганно замолчала и развела руками – прости…

И мы начали все сначала. Я котел, я произвожу перегретый пар – чистую удачу, даже не имеющую знака до того, как она поступит в «привод». Я котел по своей сути, а Береника фон Гесс, едущая в купе и мило улыбающаяся другим пассажирам, – просто человек. Она не виновата, она тоже пассажир. Как все. Она от прочих неотличима, разве может хоть кто-то в ней рассмотреть и опознать птицу? По каким признакам? Мало ли на свете темноволосых худеньких девушек? Других примет нет. Даже имя ничего не дает, к тому же при наличии самого начальника тайной полиции в числе хороших семейных друзей можно получить другие документы. Птице это даже положено по статусу.