Джек Коннел - Волшебная мелодия

(«Северо-Запад», 1997, том 2 «Кулл и Змеиное Королевство»)

На город опускалась ночь. В небе уже замерцали первые звезды, а пиршество в одном из прекрасных внутренних садов королевского дворца было еще в самом разгаре. Зажгли факелы, и в их свете лица пирующих казались еще более разгоряченными и неестественно оживленными. И лишь тот, кто восседал на высоком золоченом троне во главе длинного дубового стола, казалось, не принимал никакого участия в общем веселье.

Это был король Валузии Кулл, черты лица которого выдавали атланта, а могучий торс — закаленного в боях воина. Его серые, со стальным отливом глаза безучастно смотрели куда-то вдаль. Его золотой кубок с нектаром стоял перед ним, оставаясь нетронутым.

Коренастый смуглолицый пикт, сидевший по правую руку от короля, бросил на него встревоженный взгляд.

— Что с тобой, Кулл? — спросил он, наклонившись поближе к повелителю Валузии, чтобы их разговор никто не мог услышать. — Ты устал или, может быть, тебя что-то тревожит?

Кулл продолжал молча сидеть, по-прежнему глядя отсутствующим взглядом поверх голов собравшихся. Пикт осторожно огляделся, но, не заметив ничего необычного, вновь вопросительно взглянул на короля.

— Кто это сейчас пел так прекрасно и… божественно? — наконец произнес Кулл, как будто обращаясь к самому себе.

Пикт помедлил, прислушиваясь, затем нахмурился.

— Ты просто устал, — со вздохом сказал он, — По правде говоря, и я тоже. Сегодня был тяжелый день.

Но Кулл, казалось, не слышал его.

— Это пение мне что-то напоминает, — пробормотал он и наконец взглянул на пикта. — Скажи, Брул, где я мог слышать его раньше?

— Не знаю. — Брул залпом осушил свой кубок, и миловидная девушка, прислуживавшая за столом, тотчас наполнила его вновь. — Я ничего не слышал, Кулл. Певцы и танцоры давно ушли, разве что кто-нибудь из перебравших гостей на том конце стола затянул какую-нибудь военную песню. — Нет, — покачал головой Кулл. — Так не мог спеть ни один певец. Так не мог спеть ни один смертный.

Он взял в руки свой кубок, и девушка с кувшином тотчас застыла, готовая вновь налить королю хмельного напитка. Но Кулл лишь сделал один глоток и, поставив кубок на стол, вновь взглянул на пикта.

— Ты прав, Брул. Сегодня был тяжелый день. Всем пора отдыхать.

Задув свечу, Кулл откинулся на подушки своей широкой кровати и закрыл глаза, но через некоторое время почувствовал, что, несмотря на усталость, сон к нему не идет. Он размышлял о событиях предшествующих дней — военном походе против туранцев, уже давно терроризирующих своими грабительскими набегами Малые Княжества.

Обескровленные и потерявшие значительную часть армии в изнурительных схватках со свирепыми язычниками, воевавшими в нарушение всех правил ведения войны, правители Малых Княжеств в отчаянии обратились к валузийскому царю с просьбой о помощи. Кулл немедленно согласился, едва скрывая радость варвара, предвкушающего бешеный головокружительный вихрь сражения — настоящего дела, по которому он уже порядком соскучился. Поход был недолгим и успешным. По возвращении в столицу Валузии состоялся военный парад, завершившийся пиром, в нем участвовали и представители Малых Княжеств.

За окном раздавалось пение птиц и журчание воды в фонтанах. Кулл невольно вспомнил, как сегодня во время пира с ним произошло что-то странное. Осушив несколько кубков, он вдруг почувствовал странное оцепенение. Голоса присутствовавших слились для него в один низкий монотонный гул, в котором нельзя было различить ни слова; их лица, озаряемые отблесками факелов, превратились в одно неясно мерцающее световое пятно. Лихорадочно цепляясь за остатки сознания и стараясь не утратить чувства реальности, Кулл заставлял себя думать, что это всего лишь переутомление.

Правда, в одном из боев с туранцами он получил удар по голове, но на такой пустяк не стоило обращать внимания — бывали раны и похуже. Но вот гул стих, и вместо него раздался совсем другой звук, сначала едва слышимый, но постепенно все более громкий, превращающийся в необыкновенное по красоте пение.

Кулл в этот момент до такой степени был увлечен этой мелодией, что ему показалось, словно и он сам запел вместе с тем чистым хрустальным голосом. В этой песне не было слов, но Кулл понимал, о чем она, и для него больше ничего не свете не существовало. Когда же мелодия стихла и он постепенно вернулся к реальности, то не смог вспомнить ни одной ноты. Осталось только ощущение чего-то необъяснимого и прекрасного.

Сейчас, размышляя об этом, Кулл прислушивался к звукам за окном в тайной надежде еще раз услышать то самое пение, но ни в каких переливах птичьих голосов не смог уловить ничего похожего на ту волшебную мелодию.

На следующее утро Кулл поднялся позже обычного с ощущением тяжести во всем теле и будто налитой свинцом головой. Воспоминания об услышанной мелодии уже покинули его, и теперь король размышлял только о предстоящем дне, который сулил ему немало хлопот, — ведь за время его отсутствия в стране неизбежно накопилось великое множество неотложных государственных дел. Сидя на своем троне в Тронном зале, Кулл выслушивал одного за другим советников, придворных и посланников, делал распоряжения, отдавал приказы и обменивался любезностями. Когда подошел час перерыва, к Куллу приблизился Брул. Пикт с озабоченным видом глядел на короля Валузии.

— Кулл, не лучше ли тебе отложить все дела на завтра? У тебя не слишком здоровый вид…

— Валка! — с досадой оборвал его Кулл. — Что с того, что я вчера напился? Немного трещит голова, но из-за этого откладывать дела не будет даже простой сапожник, не то что король великой державы! Или ты забыл, кто я?

— Нет, Кулл, — спокойно отозвался пикт, и глаза его холодно блеснули.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, затем Брул повернулся и вышел из Зала Приемов. Оставшись один, Кулл задумчиво обвел глазами пустой зал, еще недавно наполненный множеством людей, у каждого из которых было какое-нибудь дело к королю — начиная от вопросов государственной важности и кончая назойливыми изъявлениями почтения. Кулл глубоко вздохнул, в который раз почувствовав, какое нелегкое бремя он на себя взвалил. Варвару, с детства привыкшему к суровой и полной лишений жизни, до сих пор по душе было спать на голой земле под рокот волн и крики диких зверей, мчаться во весь опор на взмыленном коне и отчаянно рубиться в яростной схватке, а не восседать на мягком роскошном троне в окружении льстивых придворных. Но что делать — он король, как только что напомнил об этом Брулу, лучшему Другу, с которым не раз приходилось вместе быть на волосок от смерти.