Колин Смит - Выбор богов

(«Северо-Запад», 1999, том 6 «Кулл и воины вечности»)

Косматые гребни волн безудержно вздымались к небесам. Жестокий шторм разыгрался внезапно. Его сопровождал злобный рев ветра, не смолкающий ни на секунду. Низкие свинцовые тучи стремительно проносились над клокочущей поверхностью моря, закрывая солнце непроницаемой завесой из облаков. Линия горизонта превратилась в сплошную беспросветную стену мрака, расчерчиваемую частыми вспышками молний. Казалось, что все безбрежное пространство Западного Океана стало одним гигантским котлом с кипящей водой. В этом ураганном пекле, вблизи затерянного острова, тонула тяжелая боевая галера. Судно все еще каким-то чудом удерживалось на плаву, но высокие крутые волны настойчиво раскачивали избитую посудину из стороны в сторону, грозя в любой момент поглотить ее в морской пучине. Многовесельный корабль, напоровшись на подводные камни, медленно переваливался с боку на бок, словно гигантское морское животное, безжалостно выброшенное на рифы. Вокруг него, в черной взбаламученной воде, среди пенистых бурунов плавали пузатые скользкие бочки, поломанные перила и множество разбитых в щепки досок. Галера, жалобно поскрипывая снастями, доживала последние мгновения. Ее такелаж, истерзанный шквальными порывами ветра, обрушившаяся на корму мачта и огромные зияющие пробоины в обнаженном днище без долгих разъяснений давали понять, что судно отправится отсюда только на морское дно.

У самой кромки грохочущего прибоя копошилась орава людей.

— Вытаскивай лодку из воды! — донесся сквозь свирепый вой ветра зычный громогласный голос Кулла. — Навались, ребята!

Ватага разбойников во главе с Куллом, стиснув зубы от напряжения, с ухающими криками выволакивала тяжелую широкую шлюпку на пологий песчаный берег.

— Давай, давай, парни…

Моряки оттащили большой глубокий челн подальше от разгневанных волн. На дне утлой посудины плавали раздувшиеся кули с запасом сушеного гороха, черный от копоти котел и мокрый ворох какого-то грязного тряпья. Разбитый нос суденышка украшал увесистый боевой топор, воткнутый в дерево чуть ли не по самую рукоять.

— Давно я такой бури не видел, — тяжело дыша, обронил высокий жилистый парень. На мочке его облупленного уха болталась крупная золотая серьга. Ветер сорвал с его головы шапку и унес куда-то вдаль.

— А чего ты, Серьга, видал, — со злостью проворчал кто-то и сердито сплюнул на землю.

Двое мужчин чуть было не вцепились друг другу в глотки, но их тут же разняли, надавав обоим крепких тумаков.

— После налаетесь, ребята, — сурово заявил Кулл. — Когда Пекун до берега доберется.

— Не сплоховал бы валузиец в эдаком пекле, — беспокойно отозвался чей-то грубоватый, с хрипотцой голос.

— Ничего, ничего, — успокаивающе произнес один из моряков. — Не впервой, справится…

Мужчины с тревогой уставились на море.

После кораблекрушения к тому месту, куда причалили остатки команды, подплывал большой, наспех сколоченный плот. Маленькие фигурки людей с длинными шестами в руках суетно копошились по разным сторонам шаткого плавучего средства. Высокая груда ящиков и разнообразного барахла, кое-как привязанная к его грубой дощатой поверхности, неотвратимо таяла, жадно слизываемая клокочущей водой. Хлипкое сооружение мотало из стороны в сторону, как невесомую бесполезную щепку, грозя в любой момент перевернуть его вверх тормашками. С берега громко закричали, махая руками:

— Сюда, Пекун, сюда, давай!

Сразу несколько человек кинулись в воду, стараясь забросить длинные концы веревок на помощь тем, кто находился на плоту.

С грехом пополам пристав к берегу, морские бродяги, без лишних разговоров, деловито и сосредоточенно высаживались на сушу. Привыкшие к трудностям мужчины, не обращая внимания на бушующие брызги соленых волн, окатывающие их с ног до головы, торопливо снимали с плота оружие, одежду, мотки веревок, кое-какие инструменты и все, что им удалось наспех прихватить с собой из трюмов гибнущего корабля. Брошенный плот тут же подхватил набежавший вал и с силой выбросил его на прибрежные рифы. Ударившись об острые подводные камни, плоский квадрат древесины с грохотом разлетелся на куски, оставив после себя только жалкую кучу раздолбанных, измочаленных бревен и досок. Отойдя подальше от черной взбаламученной воды, измученные непогодой люди без сил опускались на твердую почву, вновь обретенную под ногами после многих дней плавания.

— Капитан! — громко прокричал кто-то. — Сорока человек недосчитались! Успокой Валка их мятежные души!…

Кулл отошел в сторону, размышляя о превратностях судьбы: Что ни говори, но, в отличие от корабля, команде повезло несколько больше, и хотя не все моряки выбрались на сушу, хвала богам и за эту милость — ведь морские глубины могли с легкостью поглотить всех без остатка.

Будто читая безрадостные мысли северянина, промозглый и пронизывающий до костей ветер завыл с новой силой, словно вознамерился смести с поверхности земли все живое. Атлант глубоко вздохнул и с надеждой огляделся. Лицо его выглядело хмурым, но глаза смотрели твердо и ясно.

Увязая по щиколотку в рыхлом песке, к нему подошел шкипер галеры и, стараясь пересилить шум ветра, прокричал:

— Капитан, похоже, боги разгневались на нас, если устраивают такие суровые испытания тем, кто искренне верит в их благосклонность?

На какое-то мгновение показалось, что грохот бури стих, словно угрюмый небосвод вдруг лишился сил от столь бесцеремонной речи. Кулл встряхнул спутанной гривой черных волос, пожал широкими плечами и, наклонившись к спутнику, мудро заметил:

— Друг, прошу тебя, оставь веру в покое, ибо чистая вера никому еще не повредила…

— Кроме, разумеется, самих верующих, — лукаво изрек шкипер.

Серые глаза атланта холодно блеснули, сузившись, как у дикой кошки.

— А я говорю тебе, — сурово сказал он, положив тяжелую ладонь на плечо собеседника, — не трогай веру, шкипер, потому как не следует всерьез сетовать на тех, чьи симпатии к людям меняются так же быстро, как и цены на восточном базаре.

Толстые губы шкипера растянулись в широкой белозубой улыбке, и он, не скрывая иронии, произнес:

— О, капитан, твои слова полны тонкого знания жизни, поскольку если люди хоть чему-то и научились у светлых богов, так это умению везде и всюду открывать базары и вести бурную торговлю…

Кулл замер на месте. Он застыл, словно каменное изваяние. По лицу искушенного жизнью воина пробежала хмурая тень невеселых воспоминаний. Он недолго помолчал, затем повернулся к собеседнику и внушительно сказал: