Елена Чернышева - Волчье племя

Оленя готова была ждать своего любимого столько, сколько потребуется, жизнь научила ее терпению. Но второй женой быть она не могла… Она могла быть только единственной! Так и сказала Искорке, а он — не поперечил, улыбнулся, обнял ее! Оленя то единственное объятие за признание приняла и столько радостных надежд перед ней заискрилось! Перед Маршей только чувствовала себя виноватой, плакала даже по ночам, в неблагодарности себя корила.

…Их сельцо ближе всех к Большому Болоту стояло: на Болоте волколюды не так, как в Лесу, лютовали, хотя, бывало, и туда захаживали — Большое Болото все же частью Леса было, деревья там росли, зверушки бегали, особенно — когда ягодам созревать пора, много зверья тогда на Болото приходило, и охота там была — как нигде в княжестве! Опастности, конечно, были: в трясину провалиться или того же волколюда встретить, но все ж — на так, как в Великом Лесу, где больше двадцать шагов не пройдешь, а добыча — много богаче, чем в других местах, еще доступных людям. Поохотиться на Большом Болоте — особым удальством считалось. С дальних мест собирались лучшие охотники, уходили на Болото группками, на несколько ночей. А возвращались — грязные да голодные, но с добычей в кровавых заплечных мешках. Прежде, чем домой отправляться, останавливались в ближайших к Болоту селах: в баньке попариться, отдохнуть да отъесться, да птиц битых ощипать, да кабанье и медвежье мясо покоптить, да пушных зверьков выпотрошить и мех к обработке подготовить. Селян за гостепреимство охотники хорошо одаривали. Ну, и к девушкам, конечно, от делать нечего приглядывались! А кто ж не рад будет за удачливого охотника дочку отдать, коли молодцу приглянется? И на чужую сторону можно, если не единственная!

Вот один из этих охотников у Поплеши с Одаркой и приноровился остонавливаться. Издалека приходил… Громадный, как медведь. Ловкий, как кот. Злобный, как нечисть болотная! Даже те, кто на охоту с ним ходил, перечить ему боялись: враз пришибет! А уж лучше его охотника, наверное, во всем княжестве не было! Столько зверья набивал, что уносил с трудом!

Олене он страшнее любого волколюда казался, да и Марша-щебетунья с ним шутить не осмеливалась.

Другие охотники день-два под чужой крышей ночевали, а Клемень у Поплеши с Одаркой неделями гостил. Жадными глазами на Оленю смотрел… О себе рассказывал: что село у них большое, что дом богатый, не дом, а целове городище! Что сын он у батюшки с матушкой один, а есть еще пятеро дочек, что трое из пяти — замужем уже, что зятьев под свою крышу взяли, но все равно после батюшки первый хозяин в доме — он, Клемень!

Ему уж лет десять, как жениться пора, но не встречал он такой, ради которой потесниться стоило! До сих пор не встречал…

Трижды он честью сватал Оленю у Поплеши с Одаркой, трижды они давали согласие, трижды Оленя отказывала. Она все ждала, когда Искорка посвататься решится!

Силой девушку замуж отдавать у будинов было не принято, но вот силой из дома увезти… Такое случалось! Бывало, что батюшка с матушкой не согласны, тогда двушка с парнем сговариваются и бегут. А на другой день парень ей косу обрежет и к родителям пошлет, вместе с подарком — с откупным за девичью косу. Бывает, приданого за дочерью дать не могут или свадьбу многолюдную справлять не в состоянии: тогда, опять же, сговариваются, и парень девушку ночью тихонечко увозит, и присылает косу с откупным, но только в этих случаях, с тайным родительским согласием, откуп не большой бывает, символический. Но вот если родители — согласны, а невеста — нет… Тогда против ее воли сговаривается жених с родителями, откупного за косу заранее дает, созывает ражих дружков и похищение бывает настоящее: со слезами, криками, с зажатым ладонью ртом, с мешком, на голову наброшеным, с храпящими, быстрыми конями! Если все ладно, если невеста смиряется — если не сбежит, если руки на себя не наложит, если не отобьют ее другие искатели — посылают родным срезанную косу в мешке и монету. Чтобы, якобы, сговор от добрых людей сокрыть. Но люди-то все равно знают… И редко кто вмешивается!

Клемень дал за Оленю сорок куньих шкурок и два тяжелых золотых браслета-запястья, украшенных малиновой шпинелью. Ни за одну невесту в их сельце с испокон веков не давали столько, сколько дал могучий охотник за сироту бесприданную!

…А как кричала она, когда стаскивал ее Клемень с печки за ноги, когда волок, стиснув намертво, к коням!

И ни одно окно в сельце не зажглось, словно и не слышал никто! А старостин-то дом ближайшим был, и все те мгновения, пока валил ее Клемень, связанную, поперек седла, Оленя ждала, что вот-вот выскочит Искорка из дома с луком и колчаном, и полетят в похитителя стрелы каленые, с какими Искорка на медведя ходил!

Нет, не выскочил… Не услышал. Или просто слышать не хотел?

Через месяц женился Искорка на Марше, взял за ней богатое приданое и остался жить в доме Поплеши, спать на простынях, вытканных Оленей, носить рубахи, сшитые Оленей, полотенцами утираться, Олениными руками вышитыми!

Плакала Оленя, когда резал ей Клемень косу под корень.

Плакала, когда свекровь, с перекошенным от недовольства лицом (как же: взял сынок большухой в дом безродную да бесприданную!), повязывала ей поверх берестяного оглавья узорчатый плат. Весь первый год проплакала Оленя, пока на родилась у нее дочка: счастье живое, улыбчивое!

…Может, и любил Клемень Оленю, да только ни ласковым, ни добрым он быть не умел. А вот свекровь да сестрицы-золовушки возненавидили ее с первого же взгляда! Свекровь считала, что Оленя совсем Клеменя не достойна, сердилась, что Оленя все время плачет, счастья своего не ценит, да и мужа — хоть и слушается, но не любит! А золовушки злобились на красоту Оленину. Пятеро их было у матушки — Беляна, Зоряна, Голуба, Улыба и Полюба — все пятеро, как и братец, в матушку удались: рослые, плечистые, с грубыми лицами. Трое старших хотя бы мужей себе нашли, но к ним парни не за любовью тянулись, а за приданым, и всех троих зятьев пришлось к себе на двор брать, потому как у самих парней — ни кола, ни двора, некуда ни коня привязать, ни жену молодую привести… Вот и злобились Беляна, Зоряна и Голуба на свою красавицу-невестку: за нее-то Клемень знатный куш отвалил, ее-то в свой дом хозяйкой привел, она-то могла себе позволить поупрямиться, да так, что силой увозить пришлось! У младшие, Улыба и Полюба, еще больше ненавидели Оленю: за то, что даже те редкие искатели, кто еще забредал на их двор, забывали при виде Олени, зачем пришли сюда, а когда вспоминали да начинали сравнивать… Все реже и реже захаживали женихи на богатый двор Клеменя, а Улыба и Полюба в грядущем одиночестве своем винили Оленю и, как могли, старались на ней, безответной, отыграться!