Джон Норман - Царствующие жрецы Гора

– Ларлы, – продолжал Парп, – тоже серьезная помеха.

Я закричал от гнева, готовясь бросить копье, но сдержался: я не мог просто так убить его.

Парп, улыбаясь, попыхивал трубкой.

– Весьма разумно с твоей стороны, – сказал он.

Я мрачно смотрел на него, гнев мой схлынул. Я чувствовал свою беспомощность.

– Понимаешь, ты не можешь причинить мне вреда, – сказал Парп.

Я удивленно смотрел на него.

– Не можешь, – повторил он. – Если хочешь, брось копье.

Я взял копье и бросил его к основанию помоста. Пахнуло жаром; я, ошеломленный, отступил. Потряс головой, чтобы разогнать алые круги перед глазами.

У подножия помоста лежала кучка пепла и несколько капель расплавленной бронзы.

– Вот видишь, – сказал Парп, – оно бы до меня не долетело.

Теперь я понял, какова цель кольца, окружавшего трон.

Снял шлем и положил щит на пол.

– Я твой пленник.

– Вздор, – ответил Парп. – Ты мой гость.

– Меч я сохраню, – сказал я. – Если он тебе нужен, тебе придется отбирать его у меня.

Парп добродушно рассмеялся, его маленькое круглое лицо затряслось на тяжелом троне.

– Уверяю тебя, – сказал он, – мне твой меч не нужен. – Хихикая, он смотрел на меня. – И ты не нужен, – добавил он.

– А остальные?

– Какие остальные?

– Остальные цари-жрецы, – сказал я.

– Боюсь, – ответил Парп, – что я здесь единственный.

– Но ты ведь сказал: «Мы ждем», – возразил я.

– Неужели я так сказал?

– Да.

– Ну, это просто оборот речи.

– Понятно, – сказал я.

Парп, казалось, встревожился, Что-то его отвлекало.

Он взглянул на купол. Становилось поздно. Парп, кажется, начинал нервничать. Он все чаще вертел в руках трубку, просыпал табак.

– Расскажешь ли ты о моем отце, о моем городе, о моей возлюбленной? – спросил я.

– Может быть, – ответил Парп, – но сейчас ты устал от пути.

И правда, я устал и проголодался.

– Нет, – сказал я, – мы будем говорить сейчас.

Почему-то Парп все больше нервничал. Небо над куполом теперь посерело и потемнело. Быстро приближалась горянская ночь, обычно темная, полная звезд.

Где-то далеко, может, сквозь какой-то коридор, ведущий к залу царей-жрецов, я услышал рычание ларла.

Парп, казалось, задрожал на троне.

– Царь-жрец боится ларла? – спросил я.

Парп захихикал, но не так весело, как обычно. Я не понимал причины его беспокойства.

– Не бойся, – сказал он, – они хорошо привязаны.

– Я не боюсь, – спокойно ответил я.

– А я, должен признаться, так и не смог привыкнуть к их ужасному реву.

– Ты царь-жрец, – сказал я, – тебе достаточно поднять руку и уничтожить их.

– Какой прок в мертвом ларле? – спросил в ответ Парп.

Я не ответил.

И удивился, почему мне позволено было пересечь Сардар, найти зал царей-жрецов, предстать перед троном.

Неожиданно послышался далекий, раскатистый звук гонга, глухой, но пронизывающий звук; он доносился откуда-то изнутри.

Парп вскочил, лицо его побледнело.

– Свидание окончено, – провозгласил он. И оглянулся с плохо скрываемым ужасом.

– А что со мной, твоим пленником? – спросил я.

– Моим гостем, – раздраженно поправил Парп, чуть не выронив свою трубку. Он постучал ею о трон и сунул в кисет.

– Твоим гостем? – переспросил я.

– Да, – выпалил Парп, посматривая вправо и влево. – До того времени, пока не придет пора тебя уничтожить.

Я стоял молча.

– Да, – повторил он, глядя на меня, – пока не придет пора тебя уничтожить.

Он смотрел на меня сверху вниз в надвигающейся тьме зала царей-жрецов, и зрачки его глаз на мгновение сверкнули, ярко, как расплавленная медь. И я понял, что не ошибся. У него глаза не такие, как у меня, как у других людей. Я понял, что Парп не человек.

Снова послышался звук большого невидимого гонга, глухой, раскатистый, отдающийся в огромной зале царей-жрецов.

С криком ужаса Парп последний раз дико оглядел зал и скрылся за спинкой трона.

– Подожди! – закричал я.

Но он исчез.

Осторожно косясь на кольцо, я обошел его по периметру и оказался за троном. Ни следа Парпа. Я обошел вокруг всего кольца и снова остановился перед троном. Взял шлем и бросил его к помосту. Он шумно покатился по ступенькам. Я пересек кольцо: по-видимому, после ухода Парпа сделать это можно.

Снова прозвучал далекий гонг, и снова зал царей-жрецов, казалось, наполнился зловещими отголосками. Это был третий удар. Я удивился тому, что Парп так испугался ударов гонга, наступления ночи.

Я осмотрел трон и не нашел за ним ни следа двери. Однако я знал, что выход существует. Хоть я и не касался Парпа, но был уверен, что он так же осязаем и материален, как вы или я. Он просто не мог исчезнуть.

Снаружи наступила ночь.

Сквозь купол я видел три луны Гора и яркие звезды над ними.

Они прекрасны.

Повинуясь порыву, я сел на большой трон в зале царей-жрецов, достал меч и положил его себе на колени.

И вспомнил слова Парпа:

– Пока не придет время тебя уничтожить.

Я почему-то рассмеялся, и мой смех был смех воина Гора, бесстрашный, могучий, он раскатился в одиночестве и пустоте зала царей-жрецов.

Я пришел в себя от успокаивающего прикосновения губки ко лбу.

Схватил руку, державшую губку, и обнаружил, что это рука девушки.

– Кто ты? – спросил я.

Я лежал на спине на большом каменном возвышении, примерно в двенадцать квадратных футов. Подо мной, спутанные и переплетенные, тяжелые спальные шкуры, толстые меховые покрывала, многочисленные простыни алого шелка. На возвышении разбросано также несколько желтых шелковых подушек.

Я находился в большой комнате, не менее сорока квадратных футов; спальное возвышение в одной стороне, но стены не касается. Стены темного камня, в них лампы. Мебель состоит главным образом из двух или трех шкафов у стены. Окон нет. Во всем отпечаток аскетизма. Дверей нет, но в комнату ведет большой открытый вход, примерно двенадцати футов в ширину и восемнадцати в высоту. Сквозь него виден коридор.

– Пожалуйста, – сказала девушка.

Я отпустил ее руку.

Девушка хорошенькая: светлые волосы, цвета летней соломы; волосы прямые, падают на спину и перевязаны полоской белой ткани. Глаза голубые и мрачные. Губы, полные и красные, способные разорвать сердце мужчины, надуты; губы чувственные, слегка мятежные, слегка презрительные.

Она склонилась у возвышения.

За ней, на полу, сосуд из полированный бронзы, полный воды, полотенце и горянский бритвенный нож с прямым лезвием.

Я коснулся подбородка.

Пока я спал, она меня побрила.

Я вздрогнул, представив себе лезвие у горла.

– У тебя легкое прикосновение, – сказал я.

Она склонила голову.

На ней длинное простое белое платье без рукавов, падающее благородными классическими складками. Вокруг горла изящно обернут белый шелковый шарф.