Джон Норман - Исследователи Гора

– О господин…

– Ты готова? – спросил я.

– Нельзя так грубо вторгаться в сокровенный мир девушки!

– У тебя нет сокровенного мира! – заявил я. – Ты принадлежишь мне.

– И мне нельзя сохранить даже частичку достоинства?

– Разумеется, нет.

– Я – рабыня, – горько вздохнула она.

– Да.

– И я должна показать господину свой сон.

– Да. В точности, до мельчайших подробностей.

– Хорошо, мой господин. Но помни, что во сне я была вынуждена делать то, что делала, иначе меня швырнули бы крокодилам, этим страшным хищникам, похожим на речных тарларионов. Я знала, что мне предстоит умереть страшной смертью, если я не доставлю удовольствие тому человеку

– Ты спасала свою жизнь, – подтвердил я.

– Да, – кивнула она, – жизнь жалкой, перепуганной рабыни.

– Начинай, – велел я.

В одно мгновение она полностью преобразилась. Я был поражен. Впервые в жизни я сделался соучастником женского сна. Как ярко она оживляла свои видения! Я точно наяву увидел каменный трон, на котором, скрестив ноги, восседал ее господин, пламя факелов, бурый от жертвенной крови алтарь с железными кольцами, бассейн, кишащий крокодилами, краснокожих дикарей в пестрых одеждах и перьях, и посреди всего этого – прекрасную белую девушку, только что ставшую рабыней, которая отчаянно пытается спасти свою жизнь, ублажая сурового хозяина.

Я наслаждался представлением. Как хороши и чувственны бывают женщины! Как глупы и недальновидны мужчины, которые никогда не пытались пробудить в них рабыню!

Блондинка лежала на животе, прижавшись щекой к земле, и жалобно постанывала; тонкие пальчики ее скребли дерн. Высунув язычок, она страстно и нежно лизнула камень, затем с глухим, низким стоном перекатилась на спину и принялась извиваться; голова ее бессильно моталась из стороны в сторону. Тело ее в свете костра было поистине великолепно. Она широко раздвинула ножки и выгнула спину. Дышала она часто, нежные груди соблазнительно вздымались и опадали. Она прогибалась все сильней и сильней, раскрываясь передо мной, упираясь в землю только ступнями и хрупкими плечиками. Я видел ее упругий живот, чувствовал жар, исходивший из ее лона. Как беззащитны рабыни, как они желанны!

Я встал. Она медленно опустилась на землю.

– Вот так я пыталась ублажить его.

Обнаженная рабыня лежала у моих ног. Я пожирал взглядом ее прекрасное тело. Нет. Рано. Я не возьму ее сейчас. Она еще не готова. Порой, имея дело с рабыней, надо проявить нечеловеческое терпение. Зато когда я возьму ее, это поистине будет пиром. И тогда я покажу ей, кто она есть, я наконец-то выпущу из темницы ее подлинное «я» – беспомощную и жалкую рабыню, жаждущую подчиняться и обожать. Я выпущу ее на волю и сделаю своей. Я назову ее Дженис.

Девушка приподнялась и села. Я тоже сел, скрестив ноги.

Костер почти догорел.

– Что произошло дальше в твоем сне?

– Мой господин спустился с трона, – послушно ответила блондинка, – махнул рукой, указывая, куда мне идти, и последовал за мной с факелом в руке. Я прошла через весь город и остановилась перед ступенями величественного храма, сооруженного из огромных каменных глыб. Нельзя было не восхититься искусством его строителей. Стены храма были украшены резными изображениями, от которых захватывало дух. У меня появилось странное чувство, что я видела это здание прежде. Господин жестом велел мне подниматься по лестнице. Ощущение, что я уже бывала здесь, не покидало меня. В свете факела я разглядела, что рисунки на стенах были цветными; ни дожди, ни ветры не нанесли ущерба ярким природным краскам. При солнечном свете, подумалось мне, здание должно быть ослепительно прекрасным. «Стой», – сказал он. Я остановилась. «Повернись и встань на колени».

Я развернулась к нему лицом и опустилась на колени, на холодную каменную плиту террасы. Он поднял факел, осветил стену слева от меня, и я вскрикнула от изумления. Рядом со мной на стене оказалось раскрашенное резное изображение обнаженной девушки.

«Как она похожа на меня», – прошептала я. У девушки на рисунке была такая же фигура, как у меня, такие же светлые волосы, голубые глаза и белая кожа. Вот только на горле у нее был желтый ошейник. И тут я поняла, почему здание показалось мне таким знакомым. Оно в точности повторяло архитектуру того храма, который я видела в развалинах во время экскурсии. Теперь я стояла на коленях, в точности как девушка на рисунке.

«Как только я увидел тебя, – сказал он, – я тотчас послал сюда гонца и велел нанести этот рисунок».

«Значит, ты уже тогда решил сделать меня своей рабыней?»

«Конечно. – Он повесил факел на железный крюк, торчавший из стены. На полке справа от крюка стояла плоская шкатулка. – Ляг на правый бок и подставь мне левое бедро».

«Да, господин», – повиновалась я.

Он извлек из шкатулки небольшой изогнутый нож и крохотный кожаный кисет цилиндрической формы. Я стиснула зубы и не издала ни звука, пока он ножом вырезал на моем бедре причудливый узор. Затем он высыпал из кисета на ладонь оранжевый порошок и втер его в рану.

«Встань на колени, – велел он и достал из той же шкатулки расшитый бисером желтый ошейник в два дюйма шириной. – Скажи: я – рабыня. Я – твоя рабыня, господин».

«Я – рабыня, – повторила я. – Я – твоя рабыня, господин».

Он надел на меня ошейник и закрепил его на горле особым узлом. Я уже знала, что это – невольничий узел. Потом из шкатулки появилась желтая кожаная пластинка с маленькой дырочкой вверху. На пластинке виднелись какие-то письмена. Он продел в дырочку узкий конец ремешка, так, что пластинка оказалась у меня на горле.

«Я заклеймил тебя ножом. Оранжевую метку на твоем бедре будут узнавать в джунглях за сотни миль. Если ты по, глупости вознамеришься бежать, всякий, кто увидит клеймо, вернет тебя в город как беглую рабыню».

«Господин, – спросила я, – а у той девушки, на рисунке, тоже был такой знак на бедре?»

Я не могла этого знать, поскольку девушка была изображена правым боком.

«Да».

«Я не понимаю, господин…»

Вместо ответа он прикоснулся к моему ошейнику:

«Это тоже знак твоего рабства. Тебе запрещено снимать его».

«Да, господин».

«По этой пластине видно, – продолжал он, – кому ты принадлежишь. На ней написано, что ты – моя личная собственность».

«Да, господин. Но откуда тебе известно, что у девушки на том рисунке было клеймо на бедре?»

«Я сам нанес его».

«Но, господин…»

«Вспомни хорошенько тот рисунок. Конечно, время сильно разрушило его, но разве ты не узнала девушку?»

«Господин…» – Я совсем растерялась.

«Подумай как следует».

«Неужели это была я?!» – прошептала я в ужасе.

«А кто ее господин?» – уточнил он, стоя передо мной со скрещенными на груди руками.