Владимир Коваленко - Крылья империи

Поначалу Кэмпбелл подумал, что к нему явились бывшие сослуживцы похрабрее. Во всяком случае, мундир одного из них был похож на форму английского морского офицера, а Мэри щебетала оживленно и весело. Как до Копенгагена. Но у коротышки с вкрадчивой походкой, блестящего тяжелой кирасой, обнаружилась мохнатая голова, тогда, три года назад, обыгранная в каждой английской карикатуре.

— Да, это я, — уверил капитана князь Тембенчинский, — а не белая горячка. Доброго дня.

— Еще утро.

— Мы раненько встали, для нас уже день. Капитан, вы знаете Грейга?

— Сэма? Знал. Неплохой офицер. Из приличного клана — но что понимают в этом англичане? Они видели в нем только сына торгаша. И даже не подпускали к капитанству, как ни геройствовал. Он сам захватил себе испанский корабль и полгода наводил возле Гаваны такой шорох, что весь испанский флот ушел гоняться за ним и наш десант спокойно высадился около города. Потом война закончилась, и «собственный» корабль у Грейга отобрали. Он понял, что адмиралом на этом флоте ему не быть, расплевался с лордом Соммервиллом и исчез куда-то…

Тембенчинский захохотал. Его спутник заулыбался.

— Ну совершенно никто не читает газет, — сообщил князь, — даже в Англии. А Грейг, прозываемый ныне Самуилом Карловичем, теперь ведет сразу два флота в бой на турок — Балтийский и Немецкий. Двенадцать линкоров. И десять тысяч десанта. А званием он контр-адмирал русского флота.

— Какого класса линкоров?

— Четвертого, разумеется! Они оказались достаточно эффективны. Собственно, это в большинстве уже новые, улучшенные модели. Мы называем их линейными фрегатами. Они лучше обычных линкоров. Быстрее. Но вам я готов предложить новенькое судно первого класса. Если вы согласитесь вступить в русскую службу.

Кэмпбелл не раздумывал.

— За шканцы линкора первого класса я готов вступить даже в турецкую службу, — хриплым от волнения голосом ответил он.

— Тогда езжайте в герцогство Тосканское. Там вас будет ждать купленный нами у великого герцога линкор. Как его назвать, сообразите сами… Деньги на проезд — с семьей — получите у русского посла в Лондоне.

И, достав из неуместной при морском мундире кирасирской ташки готовый бланк патента, заскрипел пером, вписывая имя и чин. Чернила были красные. И, когда собирался отбросить выдернутое из собственной шеи перышко в сторону, вспомнил.

— Леди Кэмпбелл, откуда у вас такое перо?

— Как откуда? Купила вместе со шляпкой. Тогда как раз был бал по поводу победы при Кибероне. И появиться там без шляпки a la Hawke было совершенно невозможно!

С какой ностальгией сказала бы она эти же слова пять минут назад! Ведь после Киберона был жив и славен победивший французский флот рисковый адмирал Эдвард Хок, оставшийся на дне копенгагенской гавани. После Киберона ее муж был в зените карьеры. И вот все вернулось на круги своя. И в словах леди Кэмпбелл звучало обыденное объяснение несведущему в моде варвару.

— А где вы шляпку купили? — поинтересовался Баглир.

Получив же ответ, поспешно откланялся. И потащил Скуратова с собой. Тому казалось — князь помешался. Было очень похоже. Тот метался по шляпным лавкам, спрашивал о происхождении перьев экзотического вида. И об объемах поставок. Придирчиво рассматривал. Темнел глазами, словно их застилали грозовые тучи. Казалось, вот-вот молнии метать начнет. Наконец заметил картинно-недоуменный вид лейтенанта.

— Не понимаешь? — спросил. И прислонился к отсыревшей стене, будто обессилев. — Не понимаешь. Я вот тоже не понимаю. То есть не хочу понимать. Но вот начинаю догадываться.

Он расстегнул кирасу, полез рукой под мундир, вырвал у себя еще одно перо — из крыла, длинное. Встряхнул. С острого кончика сорвалась капля крови, разбилась о ботфорты Скуратова.

— Видишь, Николай, тут на кончике волоски — ежиком? Когда линька, они прижимаются, и перо выпадает легко и безболезненно. Иначе — берет с собой каплю крови. У всех перьев, которые я видел в здешних лавках, волоски стоят торчком. А привозят их сюда ворохами. И они точно такие же, как у меня. Если не считать цвета. Ясно?

— Нет.

— Это перья моих соотечественников. И их не собирают при линьке! Их или ощипывают с живых существ, причиняя им позор и муки, или…

Он замолчал.

— Или с неживых, — продолжил за него преувеличенно спокойно Скуратов. — Бывает. Я видывал книги и кресла, оправленные человеческой кожей. Правда, это все было сделано давно.

— И если учесть, что привозят перья из Северной Америки…

— Нравы тамошних колонистов известны. За туземцев плату назначают. За скальп, как за волчий хвост.

— И если там заведутся люди с ценной шкурой…

— На них будут охотиться.

Скуратов и Баглир переглянулись.

— Закончим с турками, навещу те края, — тихо сказал Баглир. — Один.

— Вместе со мной, — возразил Скуратов. — Я тоже кое-что умею. Фамильные секреты. Всегда боялся, что они могут мне пригодиться.

На корабли они вернулись задумчивые и неразговорчивые.

Подпоручик Державин. Жалованье с гулькин нос. Поместья и раньше доходного не было. Слава богу, что при «недельной смуте» на вилы старушку-мать не подняли. Уехать бы помочь поднять хозяйство — но из штрафных полков, в которые обратилась бывшая петровская гвардия, ни в отпуск, ни в отставку не отпускали.

После лобовых атак на датские пушки полки пополнили — отбросами из сибирских острогов. Пытавшихся бежать отправляли на рытье канала. Зато тех, кто сжал зубы и терпел, ждала карьера — даже многие рядовые вышли в офицеры. Пополнения из корпусов-то не присылали.

Потом была польская кампания и отчаянный штурм варшавских предместий. Штрафников — черные галуны на шляпах, черные кресты на знаменах — снова не жалели. Но перед штурмом явился генерал Чернышев, сказал: «Возьмете к вечеру Прагу — штраф с полков сниму».

Тогда Гавриле Державину пришлось покомандовать батальоном — но штраф милостию государевой был снят. И командира прислали другого.

Жалование оставалось крохотным, только прожить. И галуны у бывших гвардейцев оставались черными. Всей радости — можно взять отпуск. Не тот, что прежде, безразмерный. А небольшой, положенный для отдохновения служилого человека новым уставом. Одно хорошо — время на дорогу к отпуску прибавлялось. Иные хитрецы просились — на Камчатку. Красоты дальневосточные посмотреть. Тут-то и оказывалось — надо в отпускной бумаге печать поставить. Печать канцелярии той губернии, где отпуск предполагалось проводить. Мол, прибыл.

Они пытались открутиться. Даже от отпуска вовсе отказывались. Не тут-то было.

— Отпуск вам положен. Извольте ехать! Изможденные офицеры нашей армии не нужны! — говорил жестоко князь-кесарь Румянцев. — Не то Анот вами займется как саботажниками и вредителями отчизне…