Павел Молитвин - Полуденный мир

Во время походов за фруктами девушки лучше узнали друг друга, и между ними установились едва ли не дружеские отношения, хотя, учитывая возникшую после первого знакомства взаимную неприязнь, предположить подобное было трудно. Мисаурэни достаточно было попристальней приглядеться к четвертому пассажиру, на которого прежде она не обращала ни малейшего внимания, чтобы раскусить нехитрый прием с переодеванием. Обнаружив, что симпатичный юноша является особой одного с нею пола, не способной удовлетворить её чаяния, она не могла скрыть досады и разочарования. Вид распутной девицы раздражал Батигар с первых же дней плавания, а узнав, что та ещё и ведьма, принцесса твердо решила держаться от неё подальше. Вместе с умением читать, писать и играть на шестиструнной фойле, скакать на коне, плавать и владеть мечом она была обучена приемам защиты от сглаза и порчи, знала десяток формул, оберегающих мозг от чужого воздействия, и не особенно боялась ведьмовских штучек, однако сила внушения Мисаурэни намного превосходила все то, с чем Батигар приходилось сталкиваться раньше, и принцесса не желала испытывать судьбу.

Сближение произошло совершенно случайно. Во время одной из вылазок за фруктами Батигар услышала пронзительный визг и крики смертельно испуганной Мисаурэни. Не колеблясь, девушка выхватила кинжал и стала пробираться между переплетенными лианами, поросшими изумрудным мхом стволами деревьев, туда, откуда раздавались призывы о помощи. Увидев вцепившуюся в волосы Мисаурэни перепончатокрылую тварь с ужасающей алой пастью, усеянной мелкими, похожими на иглы, зубами, она подумала, что ведьме грозит серьезная опасность, и, лишь встретившись взглядом с расширившимися от нестерпимого ужаса глазами певуна, осознала весь комизм положения. Ваньговый нетопырь — несмотря на внушающий оторопь облик, существо, питающееся исключительно фруктами, — мирно спал, как ему свойственно, вниз — головой, уцепившись коготками за ветку ваньгового дерева, когда Мисаурэнь случайно потревожила его, и он с перепугу вцепился в её роскошные локоны. Оба были в неописуемом ужасе, а визг девушки окончательно вывел певуна из равновесия, подвигнув сражаться и дорого продать свою жизнь.

— Не ори, сейчас я тебя освобожу! Ничего страшного не случилось, это же просто летучая мышь! — прикрикнула Батигар на верещавшую дурным голосом ведьму и принялась отцеплять от неё певуна. Дело это оказалось непростым и кончилось тем, что она вынуждена была отхватить кинжалом большой клок волос Мисаурэни, после чего та наконец смогла увидеть «напавшее» на неё чудище. Внешность его заставила её побледнеть, и она, верно, грохнулась бы в обморок, если бы принцесса не поспешила объяснить, что певун ничуть не опаснее курицы и высоко ценится за сладкозвучное пение, похожее одновременно на мяуканье и птичье чириканье.

— Избавь меня от этого кошмара! Прикончи его или убери куда-нибудь! Видеть эту тварь не могу! — взмолилась все ещё всхлипывавшая Мисаурэнь. Но Батигар пришло в голову, что совсем неплохо иметь собственного певуна, и, не слушая стонущую и ругающуюся ведьму, она, сняв куртку, накинула её на перепончатокрылое чудище, лапы которого оставались спутанными обрывками шелковистых волос.

Глядя, как ловко Батигар управляется с нетопырем, Мисаурэнь прониклась к девушке уважением, а так как скрывать чувства она не умела и не считала нужным, то, кончив ругаться, разразилась самыми горячими похвалами в адрес своей спасительницы. Принцесса была польщена и растрогана пылкими словами ведьмы, и таким образом лед отчуждения треснул. Батигар вынуждена была признать, что миниатюрная девица обладает, несмотря на множество недостатков, кое-какими достоинствами, а Мисаурэнь — что переодетая попутчица её — единственный человек на корабле, не испытывающий перед ней суеверного ужаса, — не виновата в том, что родилась девушкой.

Приглядываясь друг к другу, они, захватив с собой плененного певуна, двинулись к «Счастливчику», слово за словом разговорились и в следующий раз отправились на берег вместе. Вылазки за фруктами и кормление Чапы — так назвала Батигар певуна, ставшего любимцем всей команды, норовившей угостить его сидром, к которому тот, к разочарованию гребцов, оказался освершенно равнодушен, — сблизили девушек, и теперь они уже вдвоем расспрашивали проплывавших на встречных судах о Сагре. От них-то они и узнали про общегородскую облаву и разгром Дома Белых Братьев. Последнее известие обрадовало принцессу, и, не имея причин таиться от попутчицы, она рассказала ей о себе, о кристалле Калиместиара и Чаг, которую рассчитывала найти, зная название предоставленного Нармом в распоряжение её сестры корабля. Мисаурэнь тоже не скрывала своих планов: она решила бежать именно в Сагру потому, что один из тамошних хадасов, приезжавший в Чилар по делам, страстно влюбился в неё и настойчиво предлагал выйти за него замуж.

— Женить на себе этого красавчика я не стану, постоянный мужчина — это ж с тоски удавиться, но пожить у него и осмотреться — как раз то, что мне нужно, — делилась своими намерениями Мисаурэнь, лукаво посверкивая чер-нющими глазищами. Зная щепетильность Батигар, она не могла удержаться, чтобы не подразнить её. Особенно забавляло ведьму нежелание принцессы купаться на виду у гребцов, из-за чего ей приходилось париться и потеть все самое жаркое время дня, дожидаясь темноты, способной укрыть её наготу от нескромных взглядов.

Саму Мисаурэнь, разумеется, нисколько не смущало присутствие мужчин, и, резвясь голышом в прохладных волнах, она принимала самые соблазнительные и откровенные позы, от которых даже апатичные, ко всему равнодушные гребцы начинали выкатывать мутные глаза. Этим, однако, они и ограничивались — слабенькое яблочное вино, принятое в надлежащем количестве, оказывалось сильнее чар самой обворожительной из виденных ими на своем веку женщин. Что же касается слуг Мисаурэни, то они при виде своей госпожи прямо-таки менялись в лице, и пользы от них ведьме, как та и предрекала, не было никакой. Лишенная столь ценимых ею любовных утех, она временами становилась крайне раздражительной, и принцесса всерьез опасалась, что к концу плавания кое-кому на судне не поздоровится.

— Вонючие евнухи! Жалкие скопцы! От вида ваших постных рож у меня возникает желание разнести эту гнусную лохань в щепы, а вас бросить на корм речным крабам! — поносила она слуг, оставаясь прекрасной даже в гневе и давая принцессе повод в свою очередь от души повеселиться. Смех её, кстати, не вызывал, как можно было ожидать, вспышек ярости у ведьмы. Напротив, она немедленно утихала, на устах появлялась загадочная улыбка, в глазах вспыхивали огоньки, и вот от этой-то перемены её поведения принцесса чувствовала себя по-настоящему неуютно. Но ни поддразнивания, ни гнев и таинственные улыбки Мисаурэни, ни красота прибрежных ландшафтов не могли скрасить тягостную скуку нескончаемо долгих дней, становившихся тем жарче и невыносимее, чем дальше на юг продвигался «Счастливчик». Солнце палило все сильнее, ветра не было. Эрбуковые доски истекали смолой, людские тела — потом, и даже воды Гатианы нагревались так, что почти не приносили облегчения. Порой Батигар казалось, что плаванию этому не будет конца, и она завидовала гребцам, доводившим себя при помощи сидра до полного отупения.