Роберт Говард - Ястреб с холмов

НЕОЖИДАННОЕ СПАСЕНИЕ

Выстрелы были первым, что услышал Уиллоуби, когда пришел в себя. Кто-то стрелял из пистолета, причем совсем недалеко. Потом он понял, что слышит биение крови в ушах. Англичанин неуверенно ощупал голову и обнаружил плотную повязку. Он лежал на куске овчины, но все равно чувствовал, что скала под ним холодная, как лед. Уиллоуби с усилием приподнялся на локтях, попытался тряхнуть головой и застонал от боли.

Он лежал в темноте, но в нескольких ярдах от него колыхалась ослепительно-белая занавеска. Уиллоуби выругался, поморгал, и туман перед глазами начал понемногу рассеиваться.

Теперь он видел так ясно, как можно видеть в полумраке. Он лежал в пещере, а белая ткань, закрывающая вход, была лунным светом. Уиллоуби попытался встать, но чья-то рука грубо схватила его за плечо и припечатала к подстилке. В это время снаружи прогремел выстрел — на этот раз это действительно был выстрел из винтовки. Пуля с приглушенным воем влетела в пещеру и ударилась о камень.

— Лежи, сахиб!

Человек говорил на пушту.

Впрочем, он был не единственным, кто, помимо Уиллоуби, находился в пещере.

Пещера была невелика и выходила на узкое плато, стиснутое шероховатыми растрескавшимися скалами. Перед выходом можно было увидеть площадку шириной около ста ярдов, усеянную валунами и изрезанную глубокими оврагами. Время от времени из-за какого-нибудь валуна гремел выстрел, в воздух поднималось седое облачко дыма, и раздавался звонкий щелчок, а иногда пули со свистом залетали в пещеру. Рядом кто-то тяжело дышал, и Уиллоуби догадался, что этот человек ранен. Луна висела низко над горизонтом, посреди пещеры протянулась белая дорожка… И любого, кому бы вздумалось по ней прогуляться, ждала неминуемая смерть.

Люди, которые находились в пещере, хорошо это понимали. Они прятались в темноте, за обломками скал, с винтовками наготове, но на выстрелы из-за валунов не отвечали.

Уиллоуби хотел было их окликнуть, и в этот момент над одним из валунов показалась мохнатая шапка. Кто-то заворочался, однако винтовки по-прежнему молчали. Это была уловка, причем довольно примитивная: шапку одевали на дуло винтовки, чтобы заставить стрелков противника выдать себя.

— Видишь этого пса, сахиб?

Голос, который ответил из темноты, заставил Уиллоуби вздрогнуть. Он мог бы принадлежать пуштуну — человек говорил почти без акцента. Но тот, кто имел случай хоть раз услышать Фрэнсиса Ксавьера Гордона, узнал бы его голос из тысячи — если, конечно, у самого Аль-Борака не было иных намерений.

— Вижу, вижу. Он выглядывает из-за другого камня, ищет место получше, а его сообщник нас отвлекает. Видите? Все готовы? Пли!

Шесть винтовок прогремели почти разом. Из-за валуна выкатился кто-то в светлом, судорожно дернулся, раскинул руки крестом и замер.

«Отлично стреляют, — подумал Уиллоуби. — Даже если из шести пуль всего одна достигла цели… Да, патроны у них даром не пропадают».

В ответ раздались гневные возгласы, и пули защелкали, как град. Одна, срикошетив, больно ударила Уиллоуби в плечо. Однако для прицельных выстрелов стрелкам пришлось бы высовываться из-за укрытий. Не желая рисковать, они вели навесной огонь и никакого ущерба осажденным причинить не могли. Люди Гордона снова затаились: они не желали тратить попусту ни пули, которых могло оказаться слишком мало, ни слова, хотя противники то и дело выкрикивали оскорбления и колкости, причем весьма обидные.

Через некоторое время выстрелы стали реже.

— Гордон! — позвал Уиллоуби. — Это я, Гордон!

Послышался шорох, и к англичанину кто-то подполз.

— Пришли в себя, Уиллоуби? Глотните!

Уиллоуби почувствовал запах виски и помотал головой.

— Нет, старина, спасибо. Кое-кому это нужно больше.

И вдруг понял, что больше не слышит сиплого дыхания раненого.

— Ахмет-хан, — прошептал Гордон. — Его ранили навылет, когда мы пробирались сюда.

— Там, снаружи, оракзаи?

— А кто же еще?

Стук в голове не прекращался, и это страшно раздражало. Вдобавок пострадавшее плечо ныло и нестерпимо хотелось пить.

— Давайте проясним ситуацию, Гордон. Я ваш пленник?

— Ну, как сказать… Сейчас мы все пленники этой пещеры. Простите, что мой человек стукнул вас по голове — он принял вас за оракзаи.

— Так что произошло, черт возьми? Я помню, как они убили Сулеймана, потом гнались за мной, потом ваш человек огрел меня винтовкой, и я потерял сознание. Долго я пролежал?

— Долго. Шестеро моих ребят тащили вас на себе всю дорогу от Ущелья Минарета. Я никогда не доверял Баберу-Али, но не думал, что он решил вас убить. После нашего разговора я возвращался в Замок Акбара, один из моих людей догнал меня и рассказал, что Бабер-Али оставил вас с четырьмя пуштунами, а сам направился в свой сангар. Тогда мне стало ясно, что они задумали: убить вас по дороге в Газраэль, а всю вину свалить на меня. Пришлось поворачивать и гнаться за вами. Когда вы разбили лагерь возле Джегунгирского колодца, мои люди наблюдали за вами, да и сам я был уже недалеко. Я очень боялся, что эти шакалы убьют прежде, чем я подоспею. Чуть южнее есть еще одна тропа, более короткая — видимо, ваши проводники про нее не знали. Но я не успел. А мои люди не успели вмешаться, когда оракзаи убили вашего друга, хотя видели, как все произошло. Когда вы спрятались в ущелье, они потеряли вас из виду и начали проверять все выходы. Вот тут вы и встретились с Хода-ханом — это он огрел вас прикладом, и только потом понял, что ошибся. Ваши проводники шли за вами по пятам, пришлось начать перестрелку… И, к сожалению, ее слышал не только я.

— И кто же?

— Ваш друг Бабер-Али и тридцать его всадников! Нам пришлось скакать во весь опор и отстреливаться на ходу… а вас, простите, перекинуть через спину коня и везти в таком виде. Если бы мы успели добраться до Замка Акбара, все было бы проще. Эта пещера и впрямь как дверной замок… Но у оракзаи лошади были свежие, в отличие от наших. Пришлось укрыться в этой пещере, пока нас не окружили. Так что мы здесь… а снаружи Бабер-Али и еще тридцать головорезов. Ваши проводники не в счет: Бабер-Али застрелил их еще до того, как мы здесь оказались.

— Думаю, старый разбойник сам не рад, что дал волю своему гневу, — проговорил Уиллоуби. — Приехал бы он на пару минут пораньше… Может быть, бедняга Сулейман был бы жив. Спасибо, что вытащили меня из этой мясорубки, старина. А теперь, если не возражаете, я пойду.

— Куда?

— То есть как — «куда»? В Газраэль! Нет… разумеется, сначала к Баберу-Али. Мне есть что сказать этому старому черту.

— Уиллоуби! Вы что, с ума сошли? — спросил Гордон.

— Решив, что вы меня отпустите? Что ж, пожалуй! Я же забыл: как я только вернусь в Кабул, вас объявят вне закона, не так ли? Но вы же не можете держать меня здесь вечно!