Вадим Панов - Кардонийская рулетка

— Успеют?

— Ни за что!

Семьдесят лиг в час. И хохот Сапожника:

— Мы сделаем!

— Не торопись!

Двоих парней Лайерак послал к Главной Стрелке Операции, к той, которая могла отправить взбесившийся эшелон на Объездную петлю, прочь от хаотичного скопления грузового вокзала, и ребята не подкачали: пролетая, Отто успел заметить бездыханные тела стрелочников.

— Отлично!

Путь открыт, теперь их никто не остановит.

— Что?

— Скорость?!

— Семьдесят пять, ипать мой тухлый финиш! Восемьдесят!

Набравший колоссальную инерцию состав несся в никуда. Точнее — в хвост другого состава. Или в тупиковый отбойник. Куда придется. Нет, все-таки точнее не скажешь — в никуда. Другой цели у эшелона уже не было.

В никуда.

— Бежим! — Шо заблокировал управление, распахнул дверцу и ухватился за свисающую с крыши кабины веревку. — Скорее!

— Иду!

Последний взгляд вперед, на приближающееся «никуда», легкая грусть: а ведь Сапожник прав — посмотреть бы со стороны… и торопливый рывок к дверце, к спасительной веревке.

Восемьдесят лиг в час. Прыгать на такой скорости — безумие, но Огнедел и не собирался. Все, что требовалось — добежать до последнего вагона, который помощники отцепили в тот самый миг, когда Отто перепрыгнул на его крышу.

А за мгновение до этого, еще стоя на предпоследнем вагоне, Лайерак с размаху разбил об него колбу с алхимическим раствором и тем запустил стремительную реакцию…

Скорость, масса, огонь.

Невероятнее, всесокрушающее сочетание.

Больше всех повезло сидевшим в высокой башне диспетчерам сферопорта — только они наблюдали поставленный Лайераком спектакль от начала до конца. Только они насладились великолепным замыслом и грандиозным исполнением.

Только они увидели, как плохо различимый в предрассветных сумерках эшелон вдруг вспыхнул. В несколько секунд вспыхнул от хвоста до здоровенной головы, на глазах превратившись в нацеленную на Унигарт стрелу.

В огненное копье.

И вой тревожной сирены, что запустили паникующие диспетчеры, обрамил кошмарную картину багетом ужаса, доведя постановку до совершенства.

Почти до совершенства, поскольку финал еще не случился.

— Почему его не переводят? — тихо спросил кто-то, завороженно наблюдая за тем, как охваченный пламенем состав несется к отбойнику, а маленькие фигурки людей разбегаются от опасного места.

Поздно!

Слишком поздно, потому что локомотив уже врезался. Уже громыхнуло, перекрыв орущую сирену, и тяжеленная махина подпрыгнула и сразу лопнула, выпуская на свободу струи пара, огонь и металл. Кузель разорвался, раскаленные его куски ударили вокруг, брызги королевского уксуса пулями пронзали все на своем пути, но даже это были цветочки, легкая увертюра, потому что следом стали разлетаться вагоны. Огненная цепочка состава неожиданно уперлась в преграду рассыпалась, и ее звенья, торопясь избавиться от набранной энергии, покатились и полетели, сметая любые препятствия. Пылающие вагоны врезались в стены складов, в соседние составы и опрокидывали тяжелые локомотивы, все сильнее раскручивая маховик хаоса. Рухнула мачта электрической линии, вспыхнул пакгауз, за ним еще один, два взрыва подряд — взлетели на воздух паровозы, и затянутый черным дымом вокзал превратился в поле, засеянное ломаным железом, огнем и кровью. В поле, по которому прокатилась война.

в которой Бабарский отчитывается, Дагомаро мрачен, Кира получает добрый совет, а Помпилио дает обещание

«Чудовищная катастрофа!»

«Кошмарная трагедия или хладнокровное преступление?»

«Унигарт в огне!»

«Это война!»

Утренние газеты были отпечатаны еще до катастрофы, оказаться в них горячая новость не могла никак, а потому на столике лежали наспех выпущенные листки экстренных выпусков. Четыре главные унигартские газеты — четыре листка, и в каждом — фотографии разнесенного грузового центра.

— Снимки не передают величия картины, — негромко произнес Бабарский. Пронырливый суперкарго успел побывать на месте трагедии, переговорить с осведомленными людьми и знал о катастрофе намного больше всех журналистов Унигарта. — Вокзал вдребезги: пути разорваны, некоторые склады горят до сих пор, повсюду перевернутые вагоны и паровозы. Выглядит, как после артиллерийского налета. А диспетчеры сферопорта в один голос твердят, что кто-то направил на Унигарт огненную стрелу.

— Канонерки тоже сожгли, — прищурился Помпилио.

— Совершенно верно, мессер.

— То есть я не ошибся: это было начало?

— Теперь в этом нет никаких сомнений, мессер, — подтвердил ИХ. — Из того, что я услышал, можно сделать только один вывод: террористический акт.

— Что ты услышал?

ИХ аккуратно промокнул нос платочком, кашлянул в него же и деловым тоном произнес:

— Очевидцы рассказывают, что незадолго до катастрофы от эшелона отцепился последний вагон. Отцепился и очень быстро затормозил. Он до сих пор стоит целенький, хотя от эшелона осталась лишь гора расплавленного металлолома.

— Кто-то раскачивает лодку, — протянул дер Даген Тур.

— Полагаете, террористы появились не случайно?

— Не верю в совпадения. — Помпилио помолчал. — Вопрос: кто пригласил их на Кардонию?

— Тот, кто хочет сорвать переговоры.

Бабарский прибыл с докладом акурат к первому завтраку: апельсиновый сок, кофе, выпечка с медом; получил приглашение и с огромной охотой вцепился в хрустящий рогалик, запивая его большими глотками кофе. Столик был сервирован на западной стороне сада, в направлении промышленных пригородов, однако разобрать, что происходит на полуразрушенном вокзале, не представлялось возможным: его скрывали дома и облако плотного черного дыма.

— Как город? — светски осведомился Помпилио, макая рогалик в липовый мед. Адиген употреблял только его — жидкий, почти прозрачный, но очень душистый. А замечание насчет срыва переговоров дер Даген Тур оставил без внимания.

— Встревожен, — в тон ответил Бабарский. — Всех разбудил грохот, люди напуганы.

— Этого следовало ожидать.

— Согласен, мессер.

Самого Помпилио катастрофа не разбудила: он просыпался рано, немедленно отправлялся к хитроумному приспособлению Хасины, что пряталось в дальней комнате, и приступал к изнурительным упражнениям, на которые три раза в день тратил по два часа. Теодор и Альваро шепотом рассказывали, что адиген, случалось, терял от боли сознание, но, приходя в себя, продолжал заниматься. Он хотел ходить. И помочь ему могла только железная воля, которая некогда сделала дер Даген Тура бамбадао, позволив преодолеть жесточайшие испытания Химмельсгартна.

ИХ вновь кашлянул:

— Извините, наглотался дыма. — И продолжил: — Ползут слухи, что по Унигарту разгуливает Огнедел.