Роберт Говард - Конан Бессмертный

— Назад! — рявкнул Конан.— Я сам!

Он подождал, пока на лестнице не окажется несколько воинов. Первым карабкался плотный иранистанец, вооруженный топором. Он отвел руку за спину, готовясь ударить по деревянной решетке, но в этот миг Конан, просунув в отверстие копье, уперся в перекладину и что было сил нажал. Лестница нехотя отошла от балкона, качнулась назад. С воплями выпустив оружие, враги вцепились в перекладины. Но еще немного — и лестница вместе с людьми рухнула вниз, прямо на головы осаждающих.

— Эй, здесь еще одна! — крикнул зуагир на другом конце балкона, и Конан поспешил на зов. Последнюю не успели поднять и до половины, а стрелы уже сразили обоих воинов у брусьев, и она упала вслед за прочими.

— Стреляйте! — прорычал Конан, кидая копье и поднимая свой огромный лук.

Смертоносный дождь стрел, на который невозможно было толком ответить, поостудил пыл нападавших. Людская масса внизу дрогнула, разбилась на отдельные группы, и скоро каждый думал только о своем спасении. При виде разбегавшихся врагов зуагиры неистово завопили от радости, не забывая, однако, посылать им вдогонку стрелы.

Через минуту сад опустел, лишь повсюду на земле валялись трупы и умирающие. Но вдоль садовых стен и на крышах ближних домов наблюдалась усиленная возня.

Конан решил подняться выше. Он миновал еще несколько комнат, также до отказа набитых оружием, и наконец очутился в лаборатории магистра. Одним взглядом киммериец окинул запыленные свитки рукописей, непонятного назначения инструменты, чертежи и, не задерживаясь, одолел последний пролет и вылез на смотровую площадку.

Отсюда Конан мог спокойно оценить обстановку. Зелень окружала дворец со всех сторон, кроме фасада — там расположился обширный двор. Сады и двор окружала высокая наружная стена. Внутренние стены, пониже, подобно спицам в колесе, разделяли зелень на секторы.

Сад с башней, куда их загнали, находился к северо-западу от дворца. К нему примыкал двор, отделенный от сада стеной. За другой стеной, на западе, зеленел такой же сад, а к юго-востоку особняком раскинулся великолепный Райский сад, примыкавший к дворцовой стене.

За наружной стеной, замыкавшей дворцовую территорию, Конан разглядел крыши городских домов. Ближайший отстоял от стены не более чем на тридцать шагов. И повсюду — во дворце, в садах, в домах — мелькали огни.

Постепенно крики, проклятия, стоны и бряцанье оружия стихли до неясного шума. И тогда со стороны двора из-за стены донесся мощный голос Гарета:

— Сдавайся, Конан! У тебя нет выбора!

В ответ киммериец издевательски расхохотался:

— Приди и возьми!

— Я возьму! — пообещал козак.— На рассвете. Считай, что ты уже труп!

— Примерно то же ты говорил, загнав меня в лабиринт, но, как видишь, я жив, а обезьяна мертва.— Конан говорил на гирканском языке. От его слов по рядам воинов прокатился ропот недоверия и гнева. А варвар между тем продолжал: — Гарет, ты объявил джезмитам, что их магистр мертв?

— Они прекрасно знают, что истинным властителем Джанайдара всегда был Гарет! Не знаю, как ты разделался с обезьяной, как вытащил из тюрьмы зуагирских псов, но не пройдет и часа, как твоя кожа будет сушиться на стене башни!

Откуда-то из глубины дворцового двора беспрерывно доносился стук молотков, визг пил, отрывистые выкрики команд.

— Ты слышишь, киммерийская свинья? — крикнул Гарет.— Мои люди строят осадную машину на колесах; в ней укроются пятьдесят воинов, и ты уже не достанешь их своими стрелами. К рассвету она будет стоять рядом с башней, и тогда тебе придет конец, грязный пес!

— Спускай своих собак. В укрытии, снаружи — я все равно их прикончу!

В ответ раздался демонический хохот, и на этом переговоры закончились. Конан обдумал возможность внезапного прорыва, но отказался от этой затеи: повсюду за стенами толпились воины, и подобная попытка означала бы верную смерть. Их крепость превратилась в тюрьму.

Итак, вся надежда на Тубала: если тот вместе с кушафи не подоспеет вовремя, то, несмотря на всю ярость, силу и искусство киммерийца, долго им не продержаться.

Стук молотков между тем не стихал ни на минуту. Даже если Тубал придет к восходу солнца, и тогда может быть слишком поздно. Правда, чтобы втащить машину в сад, джезмитам придется сначала разрушить стену, но это не займет много времени. Поэтому, когда Конан спустился к товарищам, лицо его омрачала тревога.

Зуагиры не разделяли настроения своего предводителя. Они только что одержали блестящую победу, у них была сильная позиция, начальник, которого они боготворили, и неисчерпаемый запас стрел. Чего же еще желать воину?

Тяжелораненый скончался, когда предрассветные сумерки притушили фонари в саду. Конан внимательно оглядел свое потрепанное воинство. Зуагиры, согнувшись, перебегали по балкону, поминутно заглядывая в отверстия решетки. Нанайя, завернувшись в обрывок шелка, как убитая спала на полу.

Вдруг постукивание прекратилось, и в наступившей тишине раздался скрип огромных колес. Молох войны, сотворенный джезмитами, оставался по-прежнему невидим, но острым зрением варвар разглядел темные фигуры, толпившиеся на крышах домов за наружной стеной. Оторвав взгляд от крыш и крон деревьев, он некоторое время с тайной надеждой всматривался в северный край плато. Никакого движения: в свете пробуждающегося дня оборонительные сооружения по краю плато производили впечатление вымерших. Быть может, часовые, на которых не подействовала печальная участь отряда Антара, при первых звуках схватки сорвались с мест и покинули пост? Но проблеск надежды тут же угас: по дороге к лестнице пылил отряд в дюжину стражников. Все верно: Гарет — опытный воин и никогда не оставил бы такой важный пост без прикрытия.

Конан повернулся к оставшимся шести зуагирам — бо родатые, с налитыми кровью глазами, они молча смотрели на него.

— Кушафи не пришли,— глухо сказал он,— Очень скоро Гарет нашлет на нас своих головорезов. Они укроются в осадной машине, и там их не достать. Под ее защитой они взберутся по лестницам и ворвутся в башню. Скольких-то мы убьем, остальные убьют нас.

— На все воля Ханумана! — ответили воины.— Джезмиты надолго запомнят этот день! — В утреннем свете лица зуагиров оскалились, точно морды голодных волков, руки крепче сжали оружие.

Голоса во дворе усилились. Заглянув в окно, Конан увидел осадную машину: с ужасным скрежетом и скрипом она медленно приближалась к стене. Это было тяжелое, неуклюжее сооружение из деревянных брусьев, бронзы и железа, установленное на тележку с несколькими парами колес высотой в рост человека, снятых с колесниц. За таким щитом могли бы укрыться от стрел не меньше полусотни человек. Машина приблизилась к стене и там остановилась. Забили кувалды.