Александр Бушков - Заповедник

— Что значит «старый»? Ему что, много лет? Сто, двести, а может, тысяча? — чуть насмешливо спросил Док.

— Мнится мне, что много больше…

— Нет, столько не живут, — задумчиво проронил Док и тихо спросил: — А вдруг он и есть — Сатана?

— С чего ты, мил-друг, так решил? — искренне удивился Дед.

— Я там, в Камне, заметил у него рога и хвост…

— Ничего такого у него нет. Я с ним сто раз говорил и не видел. А потом, наш Хозяин добрый.

Док, услышав эти слова «Наш Хозяин добрый!», усмехнулся их избитости и двусмысленности. На этом разговор с дедушкой закончился.

После их встречи с Хозяином несколько дней прошли спокойно. Никто из друзей не жаждал новых приключений и передряг. Лишь на следующий день ребята поспрашивали Дока, что же такое он должен вспомнить, какой такой момент, но он только недоуменно пожимал плечами. А так все свободное время они занимались текущими делами — расширили навес, натаскали и напилили дров. А кроме того, в ручье неплохо ловился хариус, и Текс, завзятый рыбак, регулярно снабжал их ушицей, да и вялено-соленый продукт не переводился. Но Док был мрачен. Ему никакое дело ни в руки, ни в голову не шло. Он за эти дни похудел и осунулся, снедаемый так неожиданно свалившимся на него грузом. Ночами он почти не спал, но и это не помогало. Мысли вертелись среди каких-то малозначимых деталей прошлого, но ни разу «звоночек нужного воспоминания» так и не звякнул. В голову лезли мысли о работе, о его пациентах, о доме, в общем, о малозначимых в нынешней обстановке пустяках. Ребята к нему не приставали, понимая, что могут только помешать своими советами — именно помешать, поскольку общих воспоминаний у них не было с детства. Дед тоже занялся своими делами и целыми днями пропадал в Заповеднике. Но у Дока сложилось впечатление, что он специально оставляет их одних, стараясь не мешать «вспомнить все». Вместе они собирались только за ужином. И вот однажды — это было то ли на третий, то ли на четвертый день — ребята напросились сходить в тайгу с Дедом. Тот не возражал:

— Айда, ребятки. Мне заодно подмогнете… А то вон, уже и жирком обрастать начали, лежебоки. — Так прокомментировал их просьбу Дед.

— Меня, значит, здесь одного оставляете? — с обидой произнес Док.

— А куда тебе с одной рукой? — резонно заметил Кэп. — Может, в одиночестве нужная мысля посетит тебя, а? — и тут же спросил Деда: — А вдруг мы уйдем, а этот, как его — Калган? — опять с кучей головорезов явится?

— Нет, не явится. Калгану не до того сейчас. Какая-то хворь с ним приключилась, а ишшо к ним в Трущобы пришел кто-то чужой, и они делами заняты по уши, — с усмешкой ответил Дед. — А коль и надумает кто пожаловать, я узнаю об этом, только они через реку поплывут. Завтра поутру, пока солнышко не проснулось, и потопаем…

Эту ночь неожиданно для себя Док спал спокойно и проснулся, когда солнце поднялось довольно высоко над горным хребтом и весьма ощутимо пригревало. Док потянулся и сел. Сладко позевывая, подумал: «Видать, дедушка мне опять какого-то снадобья намешал. Хорошо-то как!» Пока одевался, надумал сходить к ручью и ополоснуться. Сказано — сделано: Док взял полотенце, вышел из избы и остановился, как вкопанный. За столиком, у печки, сидел человек, лицо которого скрывал глубокий капюшон.

— Долго спишь, друг ситцевый! Слышал присказку: «Кто рано встает, тому… Хозяин подает», — раздался насмешливый знакомый голос. — Садись, поговорим. — И быстрым движением руки откинул капюшон с головы. Перед Доком сидел его друг детства, тот, которого все последние годы звали Монти. Док прошел к столу и сел напротив. Некоторое время они молча разглядывали друг друга, и Док понял, что друг детства как-то изменился. На его лице появился неуловимый оттенок… гримаса какого-то превосходства, даже брезгливости. Обостренным чувством Док понял, что это относится именно к нему, и разозлился:

— Так это все-таки ты… Капюшон? Что, раньше нельзя было прийти и поговорить по-дружески? Что за наезды? Да я бы только за мою сломанную руку как дал бы тебе по башке… Давай, колись, гад, что за цирк ты здесь устроил и…

— Руки коротки… по башке, — холодно перебил его Монти. — Я не собираюсь отчитываться перед тобой, дружок. А тем более перед этим старикашкой, который давно зажился в своем Заповеднике и вообще на этом свете. А Кэп с Тексом — друзья, называется! — какого, спрашивается, хрена приперлись? Я здесь уже два года налаживаю все так, как мне надо. Хотите на все тепленькое и на все готовенькое? Не выйдет, — почти крикнул Монти и стукнул кулаком по столешнице.

— Ты что? — вылупил на него глаза Док. — Ты думаешь, мы специально сюда пришли? Да мы…

— Что «да мы»? Запомни раз и навсегда — там, где вы прошли, может пройти один человек. Один, — злобно выкрикнул Монти, — а не трое! Это мои ворота в этот мир, и в них невозможно пройти втроем! Это тебе понятно? А вы трое прошли! — еще раз выкрикнул Монти. — Что мне прикажешь после такого думать?

— Как что? Здесь и думать не надо было, а просто прийти к нам и все обговорить.

— Ха! Нашел дурака! Здесь никому нельзя верить. Вот вы у этого лесного придурка сидите, ишачите на него и все ждете, когда же Хозяин примет вас, поможет, пожалеет и отправит назад, к папе с мамой, а на самом деле ничего этого не будет — ни папы, ни мамы, ни возвращения домой. И Хозяина вашего не будет.

— Стоп! Стоп, Монти! — поднял руку ладонью вперед Док, как бы отталкивая говорившего. — Ты же сам заявил: «Никому нельзя верить!» Почему тогда я должен верить тебе? — И, чуточку помолчав, переспросил: — Да, а что ты там про Хозяина говорил? А то Дед нам уже все уши о нем прожужжал.

Монти помолчал, исподлобья разглядывая Дока, и нехотя, с плохо скрываемым превосходством, ответил:

— А нету никакого Хозяина! Он легенда, вымысел, и поэтому вы сидеть здесь будете долго-долго, а потом все равно придете, в Город…

— В Трущобы, что ли?

— А как ты ни назови, но там я Хозяин, а следовательно, придете ко мне. И я буду решать, что с вами делать. Так что, пока предлагаю, соглашайся!

Выслушав эти слова, сказанные другом детства, Док открыл было рот, чтобы заявить, что они ничего не ждут, что они уже были у Хозяина, но, увидев глаза Монти, в которых светилось явное высокомерие, Док, будто налетев на преграду, проглотил готовые сорваться с языка слова и промолчал. А тот, поняв это как возражение, стукнул кулаком по столу и рявкнул:

— Не перебивать!

— …ага… добавь еще: «Когда я говорю», — издевательским тоном произнес Док, после чего оба замолчали, сердито сопя и прожигая собеседника гневными взглядами. О чем в тот момент думал Монти, Док не знал, но сам он вдруг отчетливо понял, что их друг совершенно изменился, и таким они его еще не знали. А может, и всегда был таким, вот только умело скрывал это.